Когда мы поднимались по лестнице, почувствовала очень резкий, неприятный запах. Как будто… Ну, точно, я вспомнила — как-то, когда отряд «Сигма» урегулировал какой-то по счету конфликт в одной из республик бывшего Союза, нам с ребятами пришлось несколько часов пролежать в кювете под прицелом вражеских снайперов. А шагах в десяти от нас горел подбитый грузовик с шерстью. И ветер, как назло, гнал дым прямо на нас, и противогазов у нас с собой не было.

Мы задыхались от черного дыма. Несколько раз я порывалась выскочить на дорогу — уж лучше легкая смерть от пули снайпера, чем такое медленное удушье. Не знаю, как мы сумели выдержать и продержаться до подхода подкрепления.

Вот и сейчас. У меня прямо мурашки по коже побежали, когда я угадала этот запах — недавно здесь тоже жгли шерсть…

Мы поднялись на лестницу и удушающий смрад жженой шерсти в одно мгновение сменился приятной уличной прохладой. Судя по температуре воздуха и тишине, стоявшей на улице, можно было предположить, что сейчас глубокая ночь.

Хотя, впрочем, тишина еще ни о чем и не говорит — меня могли отвезти куда-нибудь за город, пока я была в бессознательном состоянии.

Спутник мой после того как мы вышли из комнаты, так и не проронил ни слова. В молчании мы шли довольно долго. Все-таки это был город — где-то совсем недалеко шумели автомобили, под моими ногами однозначно клацал асфальт.

Внезапно я ударилась локтем о стену. Кирпичную, насколько я поняла. Скорее всего это дом какой-нибудь.

Надо бы оставить здесь знак. На ум мне сразу пришла старинная сказочка про мальчика-с-пальчика. Что он там на дорогу бросал, зерна, что ли, какие-то?

Ну, зерен у меня не было, и поступила я следующим образом — остановилась, согнувшись, и глухо застонала. Как бы все еще страдая от этого удара о стену.

— Чего там? Чего? — сразу занервничав, захрипел, для неузнаваемости коверкая голос, мой провожатый, — больно, что ли?

Я еще раз простонала. Мол, больно, конечно, что спрашиваешь?!

— Попробуй только пикнуть, прибью.

Провожатый резко содрал липкую ленту с моего рта. Слава богу, сработало!

Я прикусила себе губу. Несильно, просто, чтобы кровь пошла. И, ощутив во рту знакомый солоноватый привкус, сплюнула на эту стену, стараясь сделать все незаметно для моего сторожа.

Вроде получилось — он ничего не заметил.

Рот снова наполнился кровью — полегче, наверное, все-таки надо было кусать. Я проглотила кровь.

Ничего, сейчас пройдет. А как мне еще иначе было окрасить слюну?

Зато теперь при свете будет здорово видно — красное такое пятно.

Мы свернули куда-то на тропинку, через триста пятьдесят шагов, а потом я перестала считать шаги — бесполезно. Мы начали петлять по… парку, насколько я поняла, — пахло зеленью, один раз я сослепу налетела на лавочку.

— Стой, — внезапно приказал мне мой спутник, — садись сюда.

Я опустилась на ту же лавку. Вот здорово! Я-то думала, что он приведет меня куда-нибудь… в сердце преступного мира. А меня, по-моему, сейчас просто-напросто отпустят. На все четыре стороны.

Очень интересно. Какие бандиты сознательные пошли. Прямо примерные — сплошные Зорро и капитаны Блады — благородные разбойники.

Меня освободили от наручников.

— Сиди здесь, — услышала я последнее приказание, — считай до ста. Потом можешь снять повязку…

Я принялась, пришептывая вслух, считать. Десять, двадцать…

Глупо, конечно, но дело в том, что, прислушиваясь к удаляющимся шагам своего провожатого, я поняла, что никуда он не уходил — отошел просто метров на пять и спрятался, по всей видимости, в кустах — тихонько прошумели кусты.

Тридцать, сорок…

Значит, вот причина благородства моих похитителей — они хотят через меня выйти на Василия. Считают все-таки, что я с ним связана. Правильно считают. «Хвост», значит, оставили.

Шестьдесят, семьдесят…

Ну, ничего, вот досчитаю сейчас до ста и тогда с этим «хвостиком» поговорю. Я этот «хвостик» морским узлом завяжу, если он мне все, что меня интересует, не выложит…

Восемьдесят, девяносто…

Мой провожатый пошевелился в кустах — я отчетливо услышала — зашумело. Ну, держись…

Девяносто девять, сто…

Все.

— Сто, — проговорила я дрожащим голосом в прохладный ночной воздух и отодрала липкую ленту с глаз. Посидела немного на лавочке, это на самом деле был парк, я даже знала какой — культуры и отдыха имени Горького, мы часто здесь с тетей гуляли. Недалеко же увезли. Пожалуй, можно попробовать отыскать тот подвал, где меня держали…

Я посмотрела на часы на левой руке — половина третьего ночи. Понятно, почему никто из прохожих не удивился моему виду — с клейкой лентой на глазах и руками, скованными сзади наручниками. Прохожих просто не было в такой поздний час.

Я поднялась с лавочки и медленно пошла по аллейке, прислушиваясь к звукам за моей спиной. Вот снова прошелестели кусты — это мой преследователь выбрался из своей засады.

Расстояние между нами — что-то около пятидесяти метров. Нужно подпустить его поближе. Только бы не спугнуть раньше времени. Или тоже устроить засаду? А вон и удобное для засады место — перекресток аллей и сбоку какое-то строеньице. Небольшая такая продолговатая кирпичная будочка, вроде крытой остановки общественного транспорта.

Я подошла поближе — ага, общественный туалет.

Дойдя до перекрестка, я свернула за этот туалет и встала за стеночкой. Подождем. В нос мне тут же ударила гнусная вонь разлагающихся фекалий.

А сортир-то давно негоден для употребления — посетители, почему-то не желая заходить внутрь, гадили прямо у стеночки.

«Надо будет кроссовки почистить, как приду,» — подумала я, поджимая ноги, чтобы выбрать себе местечко почище. В смысле — где дерьмецо уже подсохшее.

Вскоре я услышала осторожные шаги. Фонари, конечно, не горели, но в свете ярко сиявшей луны я увидела щупленького паренька в спортивном костюме, похожего на испуганного щегла. Лопоухий такой. Это и был мой недавний сторож. Теперешний преследователь.

Тоже мне бандюга. Мне сразу как-то даже неинтересно стало.

Он остановился на перекрестке прямо возле туалета, в двух шагах от меня, и завертел головой, пытаясь понять, куда это я подевалась.

Вот теперь…

Я дождалась, пока он повернется ко мне спиной и прыгнула вперед. Одной рукой закрыла пареньку рот, а другой сдавила ему горло. Сдавила так, чтобы каждое движение причиняло невыносимую боль.

— Тише, тише, — зашептала я в оттопыренное ухо, хотя он и не думал, по-моему, кричать — онемел от неожиданности и испуга.

Потом я повернулась назад и, точно рассчитав, втолкнула свою жертву в черную вонючую дыру двери общественного туалета. Парень, как только оказался в сортире, испуганно заверещал, как птенец в крокодильей пасти. Чего это он там такого увидел?