Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Плохое сукно. На солнце просвечивает, как паутина. Такого сукна за мой товар надо двадцать локтей!
— Это сукно плохое? — изумленно воскликнул Хунд. — Это самый лучший товар! Что ты понимаешь в сукнах!
Он взял отрез и хотел было сунуть его обратно в куль, но Рутан удержал его:
— Пятнадцать локтей!
— Семь.
— Двенадцать!
— Восемь!
Сантери едва успевал переводить.
— Одиннадцать, — говорил Рутан.
— Девять, — прибавил Хунд.
— Ладно. Десять.
— Давай шкурки!
Рутан снова пощупал сукно, опять скорчил недовольную гримасу, но махнул рукой:
— Пусть будет по-твоему. Только из уважения к гостю я отдаю шкурки дешевле.
— Я ценю твое уважение, — отозвался Хунд и, взяв с прилавка дубовую мерку, показал ее купцу, чтобы тот убедился, что мерка сделана без обмана. Затем ловко, будто торговал всю жизнь, отмерил и отрезал острым, как бритва, ножом десять локтей. Рутан принял отрез и передал его слуге не глядя.
Он поднял руку, и тотчас из леса вышли еще два биарма, тоже с двумя мешками. На этот раз в одном мешке оказались шкурки горностая, в другом — бобровые. Глаза Хунда при виде такого товара загорелись. Он взял бобровую шкурку, потряс ею в воздухе, любуясь шерстью, положил на руку, пригладил ворс, провел рукой против шерсти, подул на мех, что бы видеть подшерсток. Затем он вывернул шкурку и осмотрел мездру. Шкурка была выделана отлично, но Туре Хунд, боясь ошибиться в оценке, слегка прикусил зубами мездру, чтобы определить ее вкус. О, он был опытен в таких делах! Руки ярла не только умели держать в руках меч и одним поворотом его делать Красного орла![16] Они знавали дела и потоньше.
Осмотр бобровых шкурок удовлетворил Хунда. Все они были выложены на прилавок. Карле и Гунстейн, заинтересованные сделкой, подошли и тоже стали смотреть шкурки, втайне завидуя Хунду.
Этот товар покупался на деньги. За тридцать бобров Туре Хунд предложил пять марок[17] серебра. Рутан требовал десять. Сошлись на восьми марках, и Туре, отвесив серебро, довольный, пожал руку купца. Орвар стал прятать меха в мешки Хунда, еще раз внимательно просматривая их.
— Неси мне черных соболей! — сказал Туре Хунд.
— Всему свое время, — уклончиво ответил Рутан и, распрощавшись, ушел.
Туре Хунд, видя недовольные лица братьев, которым еще не удалось ничего купить, стал успокаивать их:
— Не вешай носа, Карле! Теперь товары придут к тебе ногами биармов! Торг еще только начинается.
— Подождем, — отозвался викинг и стал смотреть на лес, откуда должны появиться продавцы мягкой рухляди.
Орвар скидал мешки с мехами в лодку и отплыл на драккар. Туре Хунд стоял у прилавка в выжидательной позе.
С драккаров на торг стали прибывать и другие викинги. У кого товаров не было, а были деньги, те шли налегке, пряча кошельки под куртками. Кто имел барахлишко, те несли кожаные мешки. Прибывшие располагались на свободных местах за прилавком.
Из леса, осмелев, стали выходить охотники с мешками на плечах, и к полудню на торге стало людно. Быстрая речь биармов мешалась с норманской, звенело серебро, из мешков на прилавок выкладывались меха. Викинги предлагали свои товары — ожерелья из медных, бронзовых и серебряных монет, бусы, браслеты из серебра и меди, амулеты и другие безделушки и украшения, сало и масло, очень ценимые биармами.
Биармы несли меха соболей, куниц, белок, песцов, выделанные и невыделанные, сырые шкурки и отливающие белизной клыки моржей. Один из жителей Ой-Ял принес на плече бивень мамонта, найденный им на берегу моря во льду.
Торг становился все оживленнее. Теперь уже и Карле с Гунстейном было чем поживиться, и они повеселели.
Следом за мужчинами-биармами пришли и женщины, вернувшиеся из охотничьих землянок. Их неудержимо влекла сутолока торга, глаза при таком невиданном богатстве и разнообразии товаров разбегались. Женщины не отставали от мужей ни на шаг, показывали им на сверкающие ожерелья, на крошечные серебряные зеркальца, на золоченые браслеты с головками диковинных птиц и зверей.
Под вечер снова явился Рутан, неся на этот раз небольшой мешок. Он сказал Хунду:
— Знатный викинг просил принести черных соболей. Я исполнил его желание!
— Выкладывай соболей, — весело сказал Туре.
Рутан запустил в мешок руку и нарочито медленно и бережно положил на прилавок черного соболя.
Туре привычно взял шкурку, встряхнул ее, любуясь переливами шерсти, и опять повторил процедуру осмотра: попробовал мездру на зуб, легонько помял в руках нежнейший шелковистый мех, который тотчас расправлялся, как живой.
— Сколько ты хочешь за него? — спросил Туре.
— А сколько даст викинг?
Туре знаком подозвал к себе Карле:
— Как думаешь, Карле, сколько стоит такой соболь?
— Не больше эртога золотом, — отозвался Карле, осмотрев соболя. — Мех поврежден. Видишь, около шейки порез? Неаккуратно снимали шкурку!
— Где порез? Какой порез? Ты лжешь! — воскликнул Рутан и, схватив шкурку, стал рассматривать ее. Шкурка и в самом деле повреждена. По мездре неаккуратный охотник слегка чиркнул ножом. — Ну, это совсем немного. Это не должно делать соболя дешевле. Остальные шкурки — все как на подбор! У меня плохой товар не бывает.
— Шкурка стоит меньше эртога, — заключил Хунд. — Пятьдесят пеннингов ей цена. Остальные пойдут по эртогу.
— Э, не-е-ет! — протянул купец. — Дешево хочешь купить! Черный соболь раньше ходил на торге по три эртога золотом!
— Времена меняются. Теперь соболи стали дешевле. Ладно, пусть он стоит эртог! — сказал Хунд.
— Два эртога! — крикнул купец, выставив для большей убедительности два пальца.
Торговцев со всех сторон обступили любопытные. Биармы, подталкивая друг друга и перешептываясь, смотрели, что будет дальше. От того, какую цену установит хитрый Рутан, зависели их успехи в торговле. Викинги, не сходя с мест за прилавком, тоже прислушивались, как торгуются Хунд и купец-биарм.
Туре Хунд настаивал на эртоге. Рутан стал прятать шкурку обратно в мешок. Такой оборот сделки ему не нравился.
— Пускай полежит. Найдется покупатель, — решительно сказал купец.
Туре Хунд переглянулся с Карле. Карле кивнул. Они без слов поняли друг друга: два эртога за черного соболя — самая подходящая цена. Такие меха — большая редкость. Шкурка черного соболя в Норвегии стоила вдвое дороже. Шубы и душегрейки из такого меха были на плечах только самых знатных женщин. Парадная мантия конунга[18] была сшита из собольих шкурок, и он этим очень гордился. — Два эре. Пусть по-твоему! — согласился Хунд.
— Сколько у тебя таких соболей?
— Двадцать.
— Вытряхивай. Будем смотреть.
Каждую шкурку
