И наконец: о его пропаже не заявляли, так как его считают живым и совершенно не пропавшим. Мы только что пасьянсы не раскладывали, пытаясь определить дальнейшее направление поисков, пока Лешка не заявил, что отказывается продолжать со мной обсуждение до тех пор, пока я не схожу к зубному. И довел меня, змей, собственной персоной до районной поликлиники, и аж до кабинета, и проследил, чтобы я никуда не сбежала.

— Имей в виду, мучитель, что если принимает тот коновал, который мне в прошлом году иглой в канале зуба ковырялся, я никуда не пойду, — предупредила я Горчакова, однако мне дали номерочек к какому-то незнакомому доктору — Стеценко А. Р.

В очереди Леша развлекал меня добрыми историями про то, как один его знакомый пошел лечить зуб, ему занесли инфекцию, и через месяц знакомому выпилили полчелюсти; и про то, как другой его знакомой по ошибке вырвали два здоровых зуба вместо больного; Леша также добросовестно рассказал, что видел в каком-то журнале картинку, на которой был изображен устрашающего вида Геракл в белом халате над тщедушным больным, скрючившимся в зубоврачебном кресле; занося над ним бормашину, похожую на отбойный молоток, врач зловеще произносил: «А помнишь, в пятом классе ты сидел позади меня и все время втыкал в меня булавки?..» Короче, когда подошла моя очередь, меня уже ничто не могло бы напугать больше. Я вошла в кабинет с таким несчастным выражением лица, что медсестра спросила: «Вы с острой болью? Может, валерианочки?»

Я отрицательно покачала головой. Сестра дружелюбно сказала:

— Садитесь пока в кресло, вот сюда, к окну, музыку пока послушайте. Вальчука любите?

Из приемничка на подоконнике доносился тихий хрипловатый голос всенародного кумира: «Не жалей меня, когда я плачу, не жалей себя, когда я пью…» И у зубных врачей он популярен, не только у оперов и следователей.

Усаживая меня в кресло, медсестра заверила:

— Александр Романович сейчас придет.

Мне сразу представился тот самый волосатый Геракл с отбойным молотком вместо бормашины. Я судорожно вцепилась в рукоятки кресла. Позади меня раздался приятный мужской голос:

— Татьяна Ивановна, кто это здесь сидит и дрожит так, что кресло вибрирует?

— Это больная так боится, Александр Романович, — со смехом сказала медсестра.

— Жертва санации? — весело спросил меня молодой симпатичный доктор, похожий на Бориса Щербакова, усаживаясь на свое рабочее место, включая свет над креслом, проверяя инструменты, пристраивая мою голову на подголовнике.

Я покорно открыла рот и одновременно закрыла глаза, чтобы не видеть, чем он мне лезет в зубы.

— Э, нет, так не пойдет, глазки откроем, а то вдруг вы помрете в кресле, а я и не замечу. В тюрьме гнить я не хочу. Где оперировали абсцесс? Рот пока можете закрыть.

— В морге, — машинально ответила я.

— А вы что, привидение? — удивился доктор. — Не знал, что в морге еще и оперируют.

— Мне просто знакомые разрез сделали.

— Давно?

— Несколько дней назад.

— А где ж вы раньше были? Почему не пришли сразу?

— Не могла.

— Понятно. Где вы работаете? Надеюсь, не в морге и не на кладбище?

— В прокуратуре.

Доктор залился смехом. Никогда не встречала такого веселого врача. Впрочем, это не раздражало.

— Наконец-то посмотрю в глаза тому, для кого пишу карточки. — И объяснил:

— Дело в том, что, когда я учился, мои учителя твердили, чтобы мы не пренебрегали заполнением карточек, поскольку пишем не для себя, а для прокурора, — если вдруг какие-то претензии по лечению возникнут. — Он опять засмеялся. — Ну, давайте посмотрим, что я для вас могу сделать.

Он так расслабил меня своим смехом, что я спокойно открыла рот и храбро стала смотреть ему в глаза. Мне больше не было страшно.

Расковыряв мне очередной зуб, весельчак в белом халате пробормотал:

— Ага, похоже, что родились вы в Питере и всю сознательную жизнь прожили именно здесь. — Поймав мой вопросительный взгляд, он пояснил:

— Водичка у нас такая. Редкий питерец долетит до середины Днепра — то есть до середины жизни — с хорошими зубами. Сплюньте.

Я послушно сплюнула и поинтересовалась:

— А что, разве сейчас где-то можно сохранить хорошие зубы? С такой-то экологией?

— Конечно! Поехали дальше! — Продолжая ожесточенно расшатывать мои пломбы, доктор развил тему:

— Кое-где у нас еще имеются местности, где водичка насыщена фтором. Если с рождения пить такую водичку и готовить на ней пищу, то ваши шансы дожить до старости со своими зубами существенно возрастают.

Закончив осмотр, скрупулезно записав его результаты в карточку — при этом он отметил, что на сей раз старается для конкретного прокурора, — доктор заключил:

— Пожалуй, я возьму над вами шефство. Моя профессиональная честь не позволяет, чтобы по моему участку ходил человек с таким состоянием полости рта. Да еще женщина. Да еще прокурор! Кстати, мне ваше лицо знакомо. По-моему, я вас год или два назад видел по телевизору.

— Возможно. У вас прекрасная память. Мне кажется, что и я вас где-то видела. Вы в клипе у Успенской не снимались?

— Ну, я не виноват, что Успенская выбрала не меня, а Щербакова. Оценили мою искренность? Я ведь мог сказать, что стоматология — мое хобби, а на жизнь я зарабатываю, снимаясь в кино. Когда вы сможете прийти? Удобнее утром или вечером?

— Вечером, после шести.

Доктор выдал мне талончик на следующий визит и подмигнул на прощание. Я встала с кресла и заглянула в талончик. Увидев, что там поставлено время визита — двадцать тридцать, я спросила, нельзя ли пораньше, а то мне страшно так поздно возвращаться домой.

— Ничего, я провожу, — заверил меня доктор. — Вы в эту смену будете моим последним пациентом. Грех будет портить впечатление.

И опять засмеялся. Зубы у него были отменные, из чего я сделала вывод, что родился и рос он не в Питере.

Выйдя из кабинета, я щелкнула по газете, которую читал терпеливо ожидавший меня Горчаков, и не успел он возмутиться, как я спросила его, где узнать, в каких населенных пунктах нашей страны повышенное содержание фтора в воде.

— Зачем тебе? — удивился Лешка.

— Если употреблять воду, насыщенную фтором, зубы не портятся.

— Ты что, хочешь переехать в местность, где вода фтором насыщена?

— Балда, я хочу туда запрос послать на потеряшку.

Лешка медленно сложил газету и проворчал:

— Если бы я тебя на веревке не отвел к зубному, фиг бы ты об этом догадалась. Так что если бы не я…

Поскольку я всегда тщательно следила за тем, чтобы последнее слово осталось за мной, дискуссия о приоритетном праве на идею продолжалась до самой прокуратуры.