— Нет, — ответил я.

— Похоже, вы чересчур уверены.

— Уверен, потому что сам убил его.

— Хорошо, — сказала Мариэль. — А как насчет той женщины? Вы знаете, что с ней стало?

— Понятия не имею, — признался я. — Авось кто-то позаботился и о ней тоже.

На юг, на юг; по автострадам разных штатов и по извилистым дорогам мимо столиц и городов, поселков и россыпей домишек, минуя реки и поля, к машине на уединенном темном дорожном участке, к женщине, выехавшей из дома, к женщине, которая — если бы она услышала рассказанную в тихом баре портового городка историю — вполне могла бы сказать: «Я знаю этих мерзавцев…»

Едва успев выехать из дома, Барбара Келли увидела тот красный внедорожник. Возле правого переднего колеса присела женщина, вероятно, лет на десять моложе самой Барбары, и с трудом орудовала гаечным ключом. Когда свет фар выхватил ее из темноты, она выглядела испуганной; может, и правда испугалась. Это был темный, довольно безлюдный участок дороги, им пользовались в основном местные жители домов тех узких улочек, что стекали к трассе Бегающих Оленей, словно ручьи. В такой вечер, когда небо затянули тучи, а из-за резкого ветра погода казалась холоднее, чем была на самом деле, машин на дороге оказалось гораздо меньше, чем обычно. В воскресные вечера обитатели этих краев и в лучшие времена склонялись к тихим домашним посиделкам, смиренно осознавая окончание выходных и неотвратимое приближение рабочей недели.

Местные улочки люди назвали, вдохновленные миром природы: Енотовая, улица Прыгающей Оленихи, переулок Бычьей Лягушки, — причем застройщики выбирали названия без всякой связи с обитателями окрестных лесов и полей. Барбаре никогда не приходилось встречать здесь олених, ни прыгающих, ни бегающих. Ничего она не слышала и о лягушках-быках и всего лишь раз в жизни видела енота — правда, сдохшего. Но, в сущности, это не имело особого значения. Она не обсуждала эту тему ни с соседями, ни с кем-либо еще. Жизнь приучила ее находить гармонию в необъяснимых явлениях. Благодаря такой привычке она легче справлялась и со своей работой.

Сейчас же перед ней стоял внедорожник со спущенным колесом, а рядом с ним мучилась молодая особа. Неподалеку топтался мальчик лет пяти-шести, в синих джинсах, черных ботинках и застегнутой до подбородка голубой ветровке.

Начался дождь. Первая капля громко щелкнула по ветровому стеклу, и уже через мгновение видимость ухудшилась до полной размытости, поскольку Келли еще не успела включить дворники. Она заметила, как съежился мальчик, спрятавшийся от ливня под деревом. Он натянул на голову капюшон ветровки, а женщина с неослабевающим упорством пыталась заменить колесо. Барбара восхитилась ее стойкостью, хотя видела, как неумело женщина орудует гаечным ключом. Сама Барбара справилась бы с такой проблемой гораздо лучше. Руки у нее, как говорится, росли из правильного места.

Она затормозила и тут же увидела, как домкрат выскользнул из-под машины и женщина отшатнулась назад от осевшего на спущенное колесо внедорожника. Чтобы не удариться головой об асфальт, она успела выставить назад руки и опереться на них. Барбаре показалось, что сквозь шум дождя и урчание мотора она услышала, как незнакомка выругалась. Мальчик бросился к ней. Его лицо искривилось, и Барбара догадалась, что он заплакал.

В обычных обстоятельствах Барбара спокойно продолжила бы путь. Она не имела склонности помогать ближним. Это было не в ее характере. Более того, в силу характера она склонялась к противоположным решениям. Ее жизнь до недавнего времени посвящалась постепенной гибели людей. Говоря юридическим языком, заключая контракты, Барбара мастерски пользовалась наличием написанных мелким шрифтом примечаний, которые обычно не замечались и позволяли кредиторам манипулировать должниками. С другой стороны, предполагалось, что реализуемые ею контракты доступны для изучения клиентов, хотя досконально их изучали лишь редкие умники. Кроме того, Барбара занималась особыми контрактами, которые предполагали словесное обсуждение, за исключением тех случаев, когда более выгодным считался иной подход. Иногда контракты затрагивали денежные или имущественные дела. В некоторые случаях в них участвовали заинтересованные лица. По большей части им обещали помощь и допускали, что поддержка может быть оказана в нужный момент. Каждый такой момент наносил ущерб душе человека, являясь очередным шагом на пути к вечным мукам.

Такая работа обогащала материально, но наносила большой моральный урон. Правда, иногда Келли увлекалась благотворительными акциями, как скромными, так и значительными, но исключительно под влиянием жалости. И сейчас, притормозив около женщины с ребенком, она ощутила жалость, смешанную с легким сексуальным возбуждением. Даже в измученном и промокшем состоянии молодая женщина выглядела красивой.

Всплеск неожиданного желания приятно поразил Барбару. Такого она не испытывала уже давно, с тех пор как обнаружила под мышкой странное затвердение. Оно даже не болело поначалу, и Барбара попросту не обратила внимания на пустяковую припухлость. По характеру Келли была не склонна к меланхолии. К тому времени, когда ей поставили диагноз «лимфома», оставшийся срок жизни уже исчислялся неделями, в лучшем случае месяцами. С осознанием диагноза пришел страх: страх боли, страх мучительного лечения, страх смерти.

И страх проклятия, поскольку никто лучше нее не понимал сущность заключаемых ею сделок. По ночам Барбара стала слышать тихие голоса. Они сеяли семена сомнения в ее душе. Они твердили о возможности искупления, даже для таких, как она. И вот жалость побудила ее притормозить около попавших в передрягу путников; но жаркая волна желания также поднялась из сокровенных глубин ее тела, и Барбара мысленно спорила с собой, пытаясь понять, что заставило ее остановиться — доброжелательность или корыстный интерес.

Келли опустила окно.

— Похоже, у вас проблемы? — спросила она.

Незнакомка уже поднялась на ноги. Из-за света фар и дождевой завесы она не смогла разглядеть, мужчина или женщина сидит за рулем подъехавшей машины, но сейчас явно испытала облегчение. Она шагнула вперед, струи дождя стекали по ее лицу. Тушь на ресницах размазалась. Одетая в темные платье и куртку, она выглядела как Мадонна после тягостных мучительных похорон — скорбящая, но ослепительно лучезарная в своей скорби. Мальчик стоял поодаль, дожидаясь, пока мама разберется в ситуации и пригласит его подойти. Нет, все не так просто: Барбара научилась отлично распознавать чужие реакции. Что-то в реакции мальчика выходило за рамки простого послушания или врожденной детской осторожности. Он подозрительно отнесся к самой Барбаре.

«Смышленый мальчонка, — подумала Келли. — Смышленый, чувствительный ребенок».

— Да вот сдулось проклятое колесо, — ответила женщина, — а домкрат оказался полным дерьмом. У вас, случайно, нет нормального домкрата?

— Нет, — солгала Барбара. — Тоже сломался пару месяцев назад, и я до сих пор не удосужилась починить его. Попадая в аварию, я предпочитаю дождаться помощи полицейского или просто звоню в автомастерскую.