Стол красиво накрыт – белоснежная кружевная скатерть, почти прозрачные фарфоровые чашки, высокие бронзовые подсвечники.

– Михаил Петрович, если не секрет, над чем вы сейчас работаете? – спросила я, стесняясь признаться, что отец считает чтение романов брата преждевременным для меня.

– Роман. «Женщина, стоящая посреди». Но название не окончательное.

Он надолго задумался. Отец говорил, это у него появилось после попытки свести счеты с жизнью. Однако дядя не показался мне замкнутым, я не утерпела:

– Не знаю, удобно ли задавать подобный вопрос, но, хотя бы в двух словах, расскажите, о чем роман?

– Я бы, конечно, предпочел, чтобы вы, дорогая моя, прочитали его. Правда, не уверен, что ваш отец благосклонен к моим писаниям. Но, если действительно в двух словах… Что может писатель в двух словах? Пытаюсь донести, что счастье заключается в том, чтобы жить полной жизнью, без преград и запретов. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос? Хотя вряд ли наше пуританское общество готово такое переварить.

Часы пробили шесть раз. Пора было собираться в обратный путь. Бабушка, наверняка уже беспокоится и станет браниться. а главное, чего доброго, запретит мне самостоятельные поездки в обществе Володи.

Звучит команда, приступаем к строевой подготовке.

Ежедневные десятикилометровые пробежки, зарядки, полосы препятствий – все это только подготовка к главному, искусству владения телом и оружием при несении караульной службы. Каждому выдан семизарядный карабин Симонова со спиленным бойком. Выстрелить из него невозможно. Исключение случайностей во время проведения торжественных церемоний просматривается во всем.

Отрабатываем команды «на плечо» и «к ноге». Cтою по стойке «смирно», карабин тоже стоит по стойке «смирно» рядом с правой ногой. Нас связывает правая рука, вытянутая вдоль туловища и фиксирующая карабин между большим и указательным пальцами.

Рота разделена на группы по десять человек каждая. Нашим обучением руководит замкомвзвода Егоров. Он стоит лицом к нам и показывает движения. По команде «На пле-» карабин приподнимается, далее следует «-чо!» – удар прикладом, карабин перемещается вдоль тела и фиксируется в положении, при котором плечо и предплечье составляют прямой угол в плоскости перпендикулярной плоскости тела на уровне груди. Кисть левой руки сжимает основание приклада на уровне талии, правая рука возвращается в исходное состояние.

В длину карабин со штыком примерно полтора метра, вес около семи килограммов, верхняя часть смещается вперед и удерживается в указанном положении. Левая рука немеет, тело столбенеет. Сжимая зубы, стараюсь не потерять контроль над собой и карабином. Избавление наступает после команды «К но-ге!», симметричной по исполнению к предыдущей.

Возникает следующая проблема – не уронить карабин. Отягчающие обстоятельства: левая рука практически не слушается, контролировать движения глазами запрещается. Удается поймать, но возникает дикая боль. Большой палец ноги принял на себя удар приклада. Палец медленно разбухает, занимая свободное пространство сапога. Боль притупляет восприятие нагрузок, которые продолжают нарастать, заставляя боль молчать.

После неоднократного повторения команд у кого– то падает карабин.

– Недопустимая ошибка, – тон Егорова усиливает значимость сказанного.

– Если почувствовал себя плохо, дай отмашку за спину, но не в момент прохождения делегации. Если видите, что кто-то падает, один подхватывает карабин, другой товарища. Если он стоял в первой шеренге, сосед из второй занимает его место. Все делается быстро и без шума, почетные гости ни чего не должны заметить. Есть вопросы?

Все молчали. По лицам стекали капли воды, дождь не являлся основанием для приостановки строевой подготовки.

– На пра-во! На пле-чо! Шагом марш!

Квадрат десять на десять, глаза в затылок товарища. Правая рука двигается одновременно с левой ногой, отрабатывая «питерскую» отмашку. В отличие от московской, она более широкая. Рука стремительно перемещается, фиксируясь на мгновение в крайних положениях.

– Тянем но-сок, держим линию. Но-гу выше. Фуфаев, я сказал, выше! Спину не гнем. Куда карабин положил?! Что это за отмашка?! Ногу ставим с у-даром. Не спать! Шестьдесят шагов в минуту. – Егоров каждое слово растягивает по слогам в такт командам.

Прекратив комментировать наши достижения, замком подзывает трех «стариков», те участвуют в строевой подготовке лишь формально. Один из них занялся персонально Костей. В результате за спиной у бедняги разместились целых три карабина: один вдоль позвоночника, второй – поперек на уровне лопаток, третий – на уровне поясницы. Вся эта конструкция удерживается за счет нехитрого переплетения с его руками. У одного из «стариков» появилась сабля, положенная по уставу офицерам роты почетного караула. После каждого подъема ноги острое лезвие застывает под голенью на определенной высоте от асфальта.

Сравнительный видеоряд, отражающий общую картину лошадиного труда с элементами изощренной дрессировки, не вызывает ни эмоций, ни протеста, ни сострадания – ровным счетом ничего, кроме безумной усталости и гула в голове и ногах от глухих ударов сапог о плац. Может быть, подобные условия делали из человека раба или воспитывали силу воли оставаться человеком.

– Стой! К но-ге! На спортплощадку марш! Нет растяжки – будем тренировать! – Очередная команда с соответствующим комментарием.

Не важно, что ждет дальше, – главное прекратить утюжить асфальт. Подошвы горят, ноги то деревянные, то ватные. Йога, балет, гимнастика предусматривают растяжку мышц. Мы тоже неплохо смотрелись бы в гимнастическом зале, у балетного станка или на циновке среди молчаливой красоты Гималаев. Но мы солдаты, нас не положено любить и уважать. Задача – за короткий срок вырубить по образчику винтик военной машины.

Подхожу к перекладине, установленной на высоте полутора метров. Забросить на нее ногу удается отнюдь не с первой попытки. Выпрямить ее еще сложнее – подгибается опорная нога. Подходит Сергей, взявший надо мной негласное шефство. На сей раз его улыбка несколько иронична.

– Постарайся встать прямо. – Замыкает руки на моем колене и тянет вниз.

Связки и мышцы сопротивляются, больно. Правая нога пытается согнуться, левая не желает разгибаться.

– Попробуй не думать о боли, расслабься. – Его слова, видимо, реакция на мое перекошенное лицо.

Сняв напряжение, а затем практически повиснув на ноге, Сергей наглядно иллюстрирует методику растяжки мышц, пройденную в свое время им самим. Больно – не то слово. Но и нога заметно выпрямляется, процесс пошел.

– Спасибо, что не оторвал. – Пытаюсь шутить.

– Ничего страшного, жить будешь, – парирует Сергей и уходит так же быстро, как подошел.

Очередная команда прошла, не затронув мои нервные окончания. Ощущение скрытой за внешней жесткостью доброты высветило невидимые прежде опоры в этом чужом, забытом богами пространстве.