«Но, – пришла ей в голову безумная мысль, – я все еще могу спасти мастера Грандибля. Я все еще могу исправить причиненный ущерб».

И, пока еще были свободны руки, Неверфелл сунула ломтик Стертона в рот. Он раскрошился и растаял у нее на языке, и в следующее мгновение мир взорвался.

Он рассыпался на части, и оказалось, что он всегда состоял из музыки. Не музыки для ушей, но нот чистой души и назойливой памяти. У нее не было тела, но тем не менее она чувствовала, что ее нос – это храм, где громко поет хор, а ее рот – это народ со своей историей и необыкновенно красивыми легендами.

А потом тело к ней вернулось, или так ей показалось, и она брела по лесу, где деревья сочились нежным соком и что-то шептали, свет тягуче проливался, словно мед, щиколотки путались в сочной траве по пояс и голубых цветах. И кто-то еще был здесь.

Но вот видение растаяло. Она снова оказалась в роще мадам Аппелин, и ее крепко держали. Маска лежала на полу. Вокруг нее среди фальшивых деревьев стояли кандидатки, Глиняные девушки и мадам Аппелин собственной персоной. Их лица застыли в изумлении, взирая на оголившееся лицо Неверфелл.

Это уж чересчур. Слишком много глаз. Неверфелл вообще не привыкла, чтобы на нее смотрели, и уж тем более столько человек. Она зажмурилась, но холодные жесткие взгляды продолжали колоть кожу. Ошеломленное молчание сменилось беспокойными криками и отчаянными, испуганными вопросами.

– Прикройте ей лицо! – раздался вопль. – Пусть она прекратит!

– Невозможно! – прокаркал кто-то в состоянии крайнего потрясения. – Невозможно! – Кажется, это была мадам Аппелин.

Отовсюду доносился кислый запах страха, наполнявший Неверфелл до краев и лишавший остатков самоконтроля. Словно кролик, за которым она так упорно гонялась, Неверфелл обмякла в хватке слуги. Но спустя секунду отчаянно, бездумно, изо всех сил начала вырываться. Будто сквозь туман она услышала чей-то вопль и поняла, что вцепилась в кого-то ногтями.

– Скорее, заверните ее вот в это!

У Неверфелл перехватило дух, когда ее, несмотря на сопротивление, швырнули на землю. На нее набросили что-то мягкое и тяжелое, спутав ей руки, и она чуть не задохнулась. Обезумевшему разуму потребовалась секунда-другая, прежде чем она поняла, что ее заворачивают в мшистый ковер, покрывавший пол рощи. Ужас перед неумолимыми взглядами сменился более насущным страхом задохнуться.

Неверфелл хотелось попросить прощения, умолять, требовать, чтобы они прекратили, но она утратила дар речи, да и никто не услышал бы ее сквозь ковер. Ее крутили и вертели, пока она не повисла, кажется, на чьем-то плече. До нее доносились обрывки фраз:

– Что за черт?..

– Как она тут оказалась?..

– Как она это делает?..

– Следствие…

– Следствие с ней разберется…

Человек, который ее нес, бежал, при каждом шаге его плечо впивалось ей в живот, и Неверфелл затошнило. Ее бросили на что-то плоское и тряское, поскрипывающее под стук лошадиных копыт. Она хрипела, всхлипывала и рвалась, стараясь запрокинуть голову и вдохнуть немного воздуха. Жизнь, дыхание и разум покинули ее, ужас взорвался черным фонтаном и поглотил Неверфелл целиком.

Здравый смысл покинул ее. Долгое время в голове не было ни единой мысли, только сдавленные хрипы в горле и слепящая белая паника. Потом на нее опустилась немая темнота. Когда Неверфелл пришла в себя, она лежала ничком на чем-то холодном и твердом. От ужаса мозг опустел, словно сосуд из высушенной тыквы. Что произошло? Почему? Где? Она не могла вспомнить. Наверное, она испортила сыр. Наверное, мастер Грандибль рассердился.

Неверфелл неуклюже села, ударившись обо что-то головой. На ощупь она определила, что это лампа-ловушка – та медленно покачивалась и едва светилась. Неверфелл несколько раз дохнула на нее. Лампа засветилась ярче, и Неверфелл смогла осмотреться.

Она находилась в металлической клетке в форме луковицы метра полтора в ширину. Черные прутья выгибались наружу и сходились наверху в одной точке. Рядом обнаружились жестяной горшок и деревянный кувшин с водой. Клетка была подвешена на длинную толстую цепь. Чуть ниже тускло мерцала поверхность воды. Клетка висела между высокими стенами подземного канала. Вдоль дальней стены в полуметре над уровнем воды маячила деревянная пристань.

«Я не просто в беде, – смутно подумала Неверфелл. – Я в тюрьме». Что она такого сделала, чтобы угодить сюда? В ней вспыхнул упрямый огонек: что бы она ни натворила, этого недостаточно, чтобы оказаться тут.

Клетка медленно покачивалась в ответ на ее движения, и справа и слева от себя Неверфелл увидела другие клетки. Большинство из них пустовали, но в нескольких она рассмотрела что-то живое и шевелящееся. Вот кто-то издал длинный, низкий, отчаянный блеющий звук, непохожий на человеческий. Где-то виднелся только клубок спутанных черных волос. По обе стороны пристани Неверфелл заметила одетых в пурпурную форму охранников с алебардами.

– Эй! – слабо прохрипела она. – Эй?

До нее донеслись звуки разговора, потом в стене отворилась дверь, и на пристань вышли три человека, облаченные в темно-аметистовые одежды. Двое были мужчинами, но третьей оказалась седовласая женщина с волевой челюстью, на удивление легкой походкой и Лицом, изображавшим суровость, авторитет и холодное внимание. «Ничто не ускользнет от моего всевидящего ока», – говорило это Лицо, и Неверфелл торопливо склонила голову.

– Ты знаешь, кто я? – У женщины оказался скрипучий голос.

Неверфелл покачала головой, прикрывая лицо руками.

– Я следовательница Требль. Тебя поместили под следствие. Ты меня понимаешь?

Неверфелл всхлипнула, когда воспоминания о ее злоключениях начали возвращаться. Это не простой арест. Следователи – особые полицейские великого дворецкого, которые занимались необычными и опасными случаями.

– Если хочешь жить, если ты и правда хочешь жить, то должна честно отвечать на наши вопросы. Итак, как ты сюда проникла? Тут есть другие вроде тебя?

– Другие… – Какие другие? – Нет… только я, я просто пошла на пробы. Мне дали платье…

– Дали платье? Кто?

Кожа Неверфелл запылала. Она вспомнила прекрасную улыбку Зуэль и розовое лицо нервничающей Боркас. Она не может предать их, но как солгать? Она спрятала лицо в ладонях.

– Продолжай! Кто ты и откуда – очевидно. Кто твои хозяева?

Этого она тоже не могла сказать. Если она признается, кто знает, какие беды ждут мастера Грандибля?

– Говори! Кто впустил тебя в Каверну? Сколько вас здесь? Почему ты проникла на пробы мадам Аппелин? Как тебя зовут? Кто тебя подослал?

Неверфелл продолжала тупо качать головой. Половина вопросов казалась бессмыслицей. Однако, услышав слово «убийца», она остолбенела. Охваченная страхом и яростью, она вскочила на ноги и ухватилась за прутья решетки, не беспокоясь о том, что они увидят ее лицо.