Я почувствовал себя отрезанным от жизни и остро нуждался в общении. Позвонил Теду, но он не взял трубку. Чуть позже пришло сообщение: «Небезопасный второй разговор. Позвоню позже».

Смешно, как быстро Тед стал моим наперсником. Честно говоря, я бы вообще ничего не рассказал ему, если бы он не сидел с нами в баре, когда родился Фейкбук. Тед — один из самых старых моих друзей, но при этом у нас почти нет общих интересов. Мы с ним пятнадцать лет ходили на игры «Нью-йорк Метс», но ни разу не были в одноименной опере. Исходя из этого, я не мог предположить, что креативные идеи вроде Фейкбука сколько-нибудь волновали Теда.

Ко всему прочему, он писал на Фейсбуке ужасно скучные вещи. Например, сейчас у него был такой статус:

Тед Кайзер

Шоппинг во Freehold, поесть в Monmouth-Nova, вечеринка, а потом регги-ночь в RB.

Мне нравится ● Комментировать

Уф. Почему он использует мою стену для своего списка дел? Как раз такие страницы, как его, я и пытался пародировать, и он был невероятно ценен — в основном, потому, что имел статус «мэра» Ред Банка.

Не знаю, почему Тед Кайзер был настолько известен, что именно к нему обращались за информацией, когда возникали какие-то сплетни. Он не был ни спортсменом, ни клоуном в нашем классе и вообще никем из тех, кто обычно становится центром социального круга. Он был просто гением социальных связей. Хотя нет. Слишком сухо. Просто достаточно симпатичный парень, для того чтобы стать одним из двух тысяч френдов на Фейсбуке. Именно поэтому к нему стекались все новости Ред Банка. И именно поэтому для всех участие Теда в этой истории стало доказательством ее реальности. А еще он отслеживал реакцию моего родного города. Моя связь с корнями.

* * *

Многие, с кем я вырос, вернулись в Ред Банк, закончив колледж… и я мог бы. Но, честно говоря, я не учился в колледже как следует. Я потратил всего четыре года на три колледжа и шутил, что я «академически неразборчив». В конце концов я закончил Рутжерс, но поступал-то в университет Сиракуз, откуда и вылетел после первого семестра. Я не жалел об этом — на то имелись свои причины, — но все же иногда думал о прошлом. Я не из тех, кто ждет не дождется возможности свалить из своего безымянного городишки, — мне нравилось место, где я вырос, и люди, с которыми я вырос. Подростковые годы прошли без особых потерь. Я неплохо проводил время в школе.

Вот только приходилось учиться, и много.

Полтора года между Сиракузами и Рутжерсом я ходил в Брукдейл, коммьюнити-колледж, расположенный… в паре минут езды от Ред Банка. В приморском городе зимой нечем заняться, особенно если тебе нет двадцати одного, а все твои друзья разъехались по другим штатам. И если обучение в нормальном колледже предоставляет миллион возможностей завести друзей и связи, найти кого-нибудь в коммьюнити-колледже весьма непросто. Честно говоря, это вообще мало вязалось с представлениями о студенческих годах. Никаких тебе твидовых пиджаков с заплатками на локтях, профессоров с трубками, обсуждающих Пруста со студентами в пиджаках-аргайл. Никаких хитрых интриг с трусами под носом у декана, ненавидящего развлечения. То есть никакой вечной борьбы снобов с тупицами.

В этом колледже все были тупицами. Даже профессора выглядели так, что с тем же успехом могли подметать улицы. Мы были настоящими гопниками. Приходили в аудиторию и уходили. И все. И делали это либо очень медленно, выползая из интерната для престарелых Шедоу-Лейк и возвращаясь туда же, либо очень быстро и громко, на тюнингованных черных, желтых и фиолетовых «Хондах Цивик». В кампусе властвовали старики и любители техники. Парковка походила на декорацию к новому фильму с Вином Дизелем, с парой «Фордов Кроун Викториа» в качестве дани хорошем вкусу.

Старики стремились продуктивно проводить жизнь на пенсии, и я их только поддерживал. Они этого заслужили. Но вот технари просто разбивали мне сердце. Они работали целый день на разных дерьмовых работах и брали всего два-три курса в семестр, вкладывая деньги в спойлеры и неоновые огни для «цивиков». Прошло пять лет, они могли заработать достаточно денег и кредитов, чтобы присоединиться ко мне в Рутжерсе, но вместо этого купили новые сиденья.

Я не склонен проклинать всех студентов. Среди них были не только сумасшедшие пенсионеры и технические маньяки. Многие не могли или не хотели учиться в четырехлетнем колледже. Там были люди, пробующие по второму разу, экономящие деньги, не уезжающие далеко от дома из-за семейных обстоятельств. Честно говоря, это место действительно предоставляло разные возможности. Но никто из этих людей не украшал пестрое студенческое сообщество. А на вид девятнадцатилетняя девица, сидящая в классе политологии, могла оказаться замужней матерью троих детей, готовящейся справить тридцать пятый день рождения.

Конечно, моя социальная жизнь пострадала. Развлечения постепенно свелись к пробежкам по заснеженной набережной и пересматриванию шоу «Парень познает мир» на канале Диснея (я находил его до странности пикантным). Я жил в изоляции.

Когда, наконец, пришло лето, настало время возвращаться в форму. Приехали друзья. Мы снова работали спасателями и продавцами, а потом шатались по улицам и ездили по вечеринкам и заканчивали вечер в какой-нибудь забегаловке. Все как всегда.

Однажды ночью, на исходе лета, мы сидели на пустом пляже.

В каждом августе бывает такая ночь. Мы не пошли ужинать и вместо этого отправились на один из местных пляжей, ускользающий от радаров жителей Стейтен-айленда и БЕННИ из Северного Джерси, которые обычно мигрируют на юг. Изношенные загородки и горы мусора, знаки «Купаться на свой страх и риск» придают таким пляжам весьма жилой вид. Этот пляж был обжит нами.

Я любил эти ночи. После целого лета работы и игр мы, дети побережья Джерси, собирались и переводили дыхание перед концом сезона. Прежде чем вернуться в реальную жизнь. Но тогда все вышло по-другому.

Мы больше не говорили о приготовлениях к школе и о чем-то неизведанном, с чем должны столкнуться в колледже. Не стало «неизведанного». Мои друзья рассказывали о людях, которых я никогда не встречал, и местах, где я никогда не был. Мы наконец-то обсуждали то, что пережили не вместе.

В 2001-м мы вместе учились в школе, но уже наступил 2002-й. Мы еще не разошлись окончательно, но жизнь начала разносить нас. Большинство уже поняло, что мир несколько больше полукруга, которым мы расселись на песке.

У меня не было особых перспектив, зато я мог обнаружить определенный смысл в окружающей действительности — связь со звуком прибоя или, там, ощущение цели в панораме Манхэттена на горизонте. Может быть. Не знаю. Знаю только, что через неделю я сидел на том же пляже один.

* * *

Тед, наконец, перезвонил:

— Господи, Чичирелли. Да ты гений! Люди весь вечер спорят о Фейкбуке. Стив просто в восторге. Он готов участвовать в чем угодно.

— То есть об этом говорят?

— Конечно! Я имею в виду, что все давно знали, но только теперь начали обсуждать. У меня все время спрашивают о тебе!