— Как только найдешь, сразу бросайся на него, Аленка, чтобы не испарился, и целуй.

— Ты для верности не только целуй. Голову даю на отсечение, наврал он с поцелуями. Кто так мужика мужиком делает? Хвать его, чтобы не вырвался, и обращай.

Я махала на обоих руками, молча жевала свой салат и безбожно напивалась. Потом на подвиги потянуло, а Фомка потащил меня в спальню. Я рвалась выяснять отношения с Миком, а меня никто не слушал.

Улеглась поперек кровати, свесив руки и ноги, и вдруг увидела на тумбочке поднос с фруктами (сервис, куда деваться!). Терпкость пенистого пойла давала о себе знать, и, перебивая своеобразный вкус того, чем напоил нас охранник, я набила рот виноградом. Им же, сладким, попыталась заесть горечь пьяного разочарования, но не помогло. Изо всей силы стукнула кулаком по спинке кровати и, рыдая, произнесла:

— Никто меня не любит.

— Я люблю, — послышался голос, пробудивший во мне неутолимую жажду крови.

— Ты! — прошипела, подняв голову и указав двоящимся пальцем на возникший у окна артефакт. Хоть с одним, да выясню сегодня отношения! — Ты знаешь, кто такой?

Увидев невинный взгляд янтарных глазищ и совершенно ангельское выражение лица волшебного предсказателя, который к тому же нагло и с явным удовольствием меня разглядывал, я запустила в проекцию подушкой.

Мужчина только улыбнулся шире, когда подушка пролетела сквозь него.

— Отчего ты не ищешь меня, бурчонок? — невозмутимо продолжил он.

— Чего? С чего это я бурчонок?

— Ты так славно бурчишь!

— Вот противный артефакт! — ответила в сердцах, а он в один голос со мной передразнил:

— Противный артефакт!

— Я уже привыкла к богине и неотразимой, — поставила его перед фактом. — Да ты хоть знаешь, как мне надо тебя найти? — Я почему-то провела ладонью по горлу, пытаясь выразить всю степень моего желания. — Прямо сейчас очутилась бы в будущем, а там тебя вот так, — я перекрутила в руках покрывало, изображая процесс удушения, — вот так бы отыскала.

— Что поделать, — вздохнул мастер актерской игры, — время нам неподвластно. Оно не переносится вперед и не крутится назад.

— Фу! Неуч! — отреагировала я на странную фразу. — Правильно говорить: «Не поворачивац-ц-ц-ца вс… вспять». Ты в школе не учился?

— А зачем? — вопросил неуч.

— Да потому что образованным людям с тобой даже поговорить не о чем, и вообще, — я махнула рукой на духа, — кыш отсюда, проекция. Не ищу я его, видите ли. Нас во дворце заперли, а он недоволен. Тут вон даже под окнами охрана бродит.

— Странно, — потер подбородок артефакт, — я полагал, из дворца можно выйти не только через дверь или окно.

— Это ты на что намекаешь?

Артефакт вновь притворился невинным и пожал плечами. Да не пойти ли ему самому со своими загадками не через дверь или окно? Я уткнулась носом в покрывало, расслабляя затекшую шею.

— Нет, ты мне скажи… — вскинула голову и не увидела мерзавтуса возле окна. — И как это называется? Я ему «поговорить», а он что? Исчезает?

— Да я весь внимание, Аленушка, — раздалось сзади, и я мигом повернулась, заработав головокружение. Когда немного отпустило, глаза стали больше чайного блюдца.

— Ты это что? Ты это… голый?

— Я в дресс-коде.

— В… чего?

— В горизонтальном положении. Помнишь? В таком случае ты общаешься исключительно с голыми мужчинами.

— Да я… — хотела опровергнуть это наглое вранье, но потом взыграло все выпитое, а еще то самое, которое хотело любви и подвигов, и я не стала опровергать. Так только, легла поудобнее и сделала вид, что никого голого с идеальным телом я здесь не рассматриваю.

— А кубиков у тебя сколько? — не выдержав, указала пальцем на живот артефакта.

— Можешь посчитать. Все как надо, в идеале.

— А-а-а, — посчитать я не могла, перед глазами двоилось и покачивалось. — А ты чего лежишь? Я тебе велела исчезать отсюда! А он развалился! Свидание мне сорвал, спровоцировал на пьянку, а теперь лежит. Я даже говорить с тобой не хочу!

И, сделав над собой усилие, я повернулась к наглому Арти спиной.

— А угадай, — произнесли возле самого уха таким чарующим тоном, что прямо мурашки по коже побежали, — куда я тебя сейчас целую?

— Куда?! — Разворот снова был стремительным, но дух каким-то немыслимым образом оказался сверху и теперь надо мной нависал.

— Вот же… вот же наглая идеальная физиономия!

— Идеальная — в смысле красивая?

Нет, красивая, конечно, но я головой помотала.

А этот руку протянул, чтобы по щеке погладить. И ведь погладил, хотя я не ощутила, но сам факт!.. Просто рука эта поползла ниже, совершенно немыслимым образом оглаживая все остальное, что под нее попадалось. А я хоть и пьяная, но приличная, и никому вот так, без разрешения, нависать над собой и гладить себя не позволяю.

— А ну, — выставила перед собой ладони, — кончай разврат!

Руки прошли сквозь мускулистую грудь (а он ведь совсем без костюма… Глаза снова скользнули ниже, но невероятным усилием воли я это движение остановила).

— Иди в другое место светить идеальным телом, желающих много. А мне от тебя только одно надо, понял? — Строгий, несущий в себе угрозу тон не стер предвкушающую улыбочку с лица сияющего мужчины. — Да что за манера, то не приходить совсем, то являться по несколько раз за вечер, да еще и без одежды? — продолжала я требовать справедливости от загадочно молчащего духа, при этом мне ужасно хотелось спихнуть его с кровати. Что за издевательства безукоризненного обнаженного торса над пьяной женщиной?

— Прости, желанная, когда ты так близко, одежда начинает дико стеснять.

Да что ж ты слова такие подбираешь, чудовище безупречное? С подтекстом…

— Это не по-человечески, — высказалась, с трудом фокусируя взгляд на… на глазах, потому что для обуреваемого пьяными фантазиями мозга даже плечи служили сильным раздражающим фактором.

— Я и не человек, — расхохотался в ответ этот терзающий нежную женскую душу гад, — я ведь артефакт, непревзойденная!

И как его прогнать? Вот как? А то ведь висит надо мной груша, да нельзя скушать!

— Хочешь винограда? — решила и я подбросить порцию своих издевательств.

Потянулась рукой за голову, к подносу, не решаясь поворачиваться спиной к золотому чуду, кто его знает, что он там еще погладит или поцелует.

— Вот, — я закинула в рот виноградину и разжевала, изображая мимикой, как вкусно, — очень сладкий. — Вторую ягоду попыталась засунуть в рот артефакту, но рука прошла мимо. — Жалость какая, ничего ты попробовать не можешь, — чуточку позлорадствовала я.