С другой стороны, открытая дверь – путь к отступлению. Я решил оставить ее открытой.

Хотя тьма вокруг стояла как при игре в жмурки, я знал, что нахожусь в гостиной, потому что сотни бунгало с крылечками были построены по одному и тому же плану. Здесь не было таких изысков, как вестибюль или холл. Гостиная, столовая, кухня и две спальни.

Даже тогда, когда за домиками ухаживали, эти скромные жилища предлагали минимум удобств семьям молодых офицеров, которые занимали их пару лет, а потом переезжали в другое место. Сейчас здесь пахло пылью, плесенью, гнилью и мышами.

Полы были деревянными, покрытыми несколькими слоями краски; линолеум имелся только на маленькой кухне. Половицы скрипели даже под ногами такого мастера беззвучного передвижения, как ваш покорный слуга.

Скрип меня не заботил. Он означал, что никто не сможет войти в бунгало с черного хода и застать меня врасплох.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и я разглядел передние окна. Пробитые на уровне козырька крыльца, они были видны даже в отраженном лунном свете. Пепельно-серые прямоугольники в кромешной черноте.

Я подошел к ближайшему из двух окон, как ни странно, целых. Стекло было грязным; я вынул салфетку «Клинекс» и протер середину.

Передние дворы этих хором невелики; меж магнолий виднелась улица. Я не ожидал увидеть там парад, но поскольку даже местные драм-мажоретки в коротких юбочках могли оказаться такими же оборотнями, как и все остальные, следовало проявлять осторожность.

Я снова включил сотовый телефон и набрал отсутствующий в справочниках номер «Кей-Бей», самой большой радиостанции графства Санта-Розита, где работала диск-жокеем Саша Гуделл. Сегодня она была в прямом эфире с полуночи до шести часов утра. Вообще-то она была исполнительным директором, но, поскольку с закрытием Форт-Уиверна станция лишилась военной аудитории, а вместе с ней и львиной доли доходов, Саше, как и многим служащим, пришлось заняться совместительством.

Телефон стоял непосредственно в радиобудке, поэтому вместо звонка на противоположной от микрофона стене вспыхивала синяя лампочка. Видимо, в данный момент Саша не была в эфире, потому что взяла трубку она, а не радиоинженер.

– Привет, Снеговик.

Я не был единственным обладателем этого номера. Как многие люди, любящие уединение, я направил телефонной компании просьбу не включать мой номер в справочник; но даже если первой к аппарату подходила Саша, а не инженер, она всегда знала, что это я.

– Какую песню крутишь? – спросил я.

– "Мессу в стиле блюз".

– Элвис.

– Осталось меньше минуты.

– Я знаю, как ты это делаешь, – сказал я.

– Что делаю?

– Говоришь «привет, Снеговик» еще до того, как я успеваю что-нибудь сказать.

– И как же я это делаю?

– Наверно, половина звонков по этому телефону принадлежит мне, поэтому ты всегда говоришь «привет, Снеговик».

– Неверно.

– Верно, – стоял я на своем.

– Я никогда не вру. Это была правда.

– "Останься со мной, малыш", – пропела она и умолкла.

Дожидаясь, пока Саша снова возьмет трубку, я слышал, как она ведет программу. Живая речь чередовалась с записями. В данный момент она вела диалог с местным торговцем автомобилями.

Голос у нее был хрипловатым, но нежным, негромким и возбуждающим. Она могла бы продать мне «таймшер» в аду… при условии, что там будет кондиционер.

Я пытался не отвлекаться и одним ухом прислушивался, не скрипят ли половицы. Улица по-прежнему была пустынной.

Чтобы иметь для разговора со мной целых пять минут, она поставила одну за другой сразу две песни: «Это был чудесный год» Синатры и «Я разлетаюсь на куски» Пэтси Клайна.

Когда она вернулась, я сказал:

– Никогда не слышал более эклектичной программы. Синатра, Элвис и Пэтси?

– Это тема сегодняшней передачи, – ответила она.

– Тема?

– Разве ты не слышал?

– Был занят. Какая тема?

– "Ночь оживших мертвецов", – сообщила она.

– Лучше не придумаешь.

– Спасибо. Что случилось?

– Кто с тобой дежурит?

– Доги.

Доги Сассман – живописно татуированный фанатик мотоциклов «Харлей-Дэвидсон», весящий сто двадцать килограммов, минимум десять из которых приходятся на его буйную светлую шевелюру и густую шелковистую бороду. Несмотря на шею размером с опору моста и брюхо, на котором могла бы разместиться целая колония морских чаек, Доги – кумир женщин, среди которых попадаются девушки, являющиеся украшением пляжей от Сан-Франциско до Сан-Диего. Хотя он чудесный парень, медвежье очарование которого могло бы сделать его звездой диснеевских мультфильмов, но, как говорит Бобби, успех Доги среди сногсшибательно красивых вахини, для победы над которыми одного обаяния личности недостаточно, является одной из величайших тайн всех времен – вроде причины гибели динозавров или того, почему торнадо неизменно обходят стороной стоянки автотрейлеров. Я спросил:

– Ты не можешь улизнуть на пару часов и дать Доги вести программу с контрольного пульта?

– Быстрый пистон?

– С тобой – когда угодно.

– Мистер Романтик, – сказала она саркастически, но не без тайного удовольствия.

– Одному другу очень нужна поддержка. Тон Саши тут же изменился:

– Что случилось?

Я не стал описывать ситуацию прямо, так как телефон мог прослушиваться. В Мунлайт-Бее полиция следит за вами так искусно, что вы этого попросту не замечаете. Им не следовало знать, что Саша должна приехать к дому Лилли Уинг, иначе ее остановили бы по дороге. Лилли отчаянно нуждалась в помощи. Но если Саша сумеет пробраться к ней с черного хода, полицейские почувствуют на своей шкуре, что она может вцепиться в человека, как блесна с пятью крючками.

– Ты знаешь… – уловив какое-то движение на улице, я прищурился, но затем решил, что это просто тень облака, на мгновение закрывшего половину луны. – Ты знаешь тринадцать способов?

– Тринадцать способов?

– Черная птица, – сказал я, снова протирая «Клинексом» стекло, запотевшее от моего дыхания.

– Черная птица. Конечно.

Мы говорили о поэме Уоллеса Стивенса «Тринадцать способов увидеть черную птицу».

Моего отца очень беспокоило, как я, больной ХР, буду жить, когда останусь один. Поэтому он завещал мне полностью оплаченный дом и огромную страховку. Но он оставил мне в наследство кое-что не менее ценное: любовь к современной поэзии. А поскольку Саша разделяла со мной эту страсть, мы могли говорить с ней намеками. Так же, как с Бобби, где я использовал сленг серферов.