Известный публицист С.Н. Южаков свою первую статью о бурской войне почти целиком построил на цитатах из «Паллады». Он припомнил, что Гончаров больше любил останавливаться в английских гостиницах, чем на бурских фермах, да и вообще относился к бурам без той пылкой восторженности, которая охватила Россию в годы англо-бурской войны. Народнику Южакову это претило. В бурах он видел крестьян, мужиков, простой люд. Гончаров для него — «любитель английского комфорта», а замечания его в адрес буров он относит «на счет англомании барина, попавшего из комфортабельного купеческого отеля на постоялый двор зажиточного крестьянина. Мужик для барина всегда мужик, существо, от которого всегда хочется посторониться, будь это даже сам чистоплотный голландец». Приводя описание хозяйства бурской фермерши, которую Гончаров назвал «африканской Коробочкой», Южаков язвительно комментирует: «Барину не совсем по вкусу даже богатство мужицкое» [44].

Южаков видел в Гончарове барина-крепостника, противника роста буржуазных отношений в Капской колонии. А еще через полвека, в статье «Фрегат “Паллада”», помещенной в собрании сочинений Гончарова, говорилось прямо противоположное: «Гончаров приехал в Южную Африку, и здесь-то во всей полноте выявились его буржуазные воззрения».

Южаков утверждал, что Гончаров неверно изобразил буров, но за отношение к африканцам его не осуждал. А в э той статье читаем: «Гончаров показал “туземцев” Южной Африки неверно. Говоря в очерке “Капштадт” о туземных обитателях Южной Африки, Гончаров наивно сожалел, что “они упрямо удаляются в свои дикие убежища, чуждаясь цивилизации и оседлой жизни”. При этом обходился вопрос о том, что именно несла кафрам, готтентотам и бушменам эта обрекающая их на рабство “цивилизация”. Исторический очерк о “Капской колонии”, написанный Гончаровым по английским и голландским источникам, был полон идеализации европейцев. Гончаров считал, что последние в результате “победы над дикими” вправе получить “вознаграждение за положенные громадные труды и капиталы”. У него даже не возникало и мысли о том, что европейские завоеватели согнали туземцев с их земель и обрекли их на все ужасы рабства» [45].

Эти же обвинения в идеализации колониализма и презрении к страданиям африканцев были брошены Гончарову еще раз в 1952 г. Но всего через три года, в 1955-м, появилась еще одна, совсем иная оценка «Фрегата»: «…Произведение, разоблачающее буржуазную колониальную литературу, развивающее русские литературные традиции разоблачения колониальной системы и защиты народов колониальных стран» [46].

Воистину, в любом тексте каждый видит то, что хочет увидеть. И что бы, правда, Гончарову не догадаться, что через полвека будет бурская война, а еще через полвека — конец колониальных режимов в Африке? Что бы ему из николаевской крепостнической России не разглядеть этого? А ведь Африку тогда не успели еще и захватить, лишь несколько колоний было на всей африканской земле.

Сам Гончаров не вырывал писателей прошлого из контекста их времени. О более ранних путешественниках он писал с уважением, стараясь понять стоявшие перед ними трудности. «Сочинения Содерлендов, Барро, Смитов, Чезов и многих, многих других о Капе образуют целую литературу, исполненную бескорыстнейших и добросовестнейших разысканий… <…> Сочинения их — подвиги в своем роде; подвиги потому, что у них не было предшественников, никто не облегчал их трудов ранними труженическими изысканиями». Но ведь и тут его взгляды были потом вывернуты наизнанку. «С иронией писал Гончаров о книгах западноевропейских путешественников», говорится в том же ученом произведении [47].

Но что бы ни приписывали Гончарову, его очерки стали самыми известными из всего, что писали в России о Южной Африке вплоть до последних лет XIX века.

В Южной Африке Гончарова тоже не забыли. «Кап в описании русского» — под таким заголовком перевод его очерков вышел в Кейптауне в 1960–1961 гг. в четырех номерах «Ежеквартального бюллетеня Южноафриканской библиотеки» [48]. Это на четверть века раньше, чем первый перевод всей книги Гончарова в Америке [49].

«Noma Russia — это обычное имя… Жители этих мест — после того, как русские убили сэра Джорджа Кэткарта — стали давать своим любимым дочерям имя “Мать русских”. Кэткарта […] считали самым ненавистным колониальным губернатором — за то, что он разгромил ама-коса [самоназвание народа коса]…» Так сказано в романе южноафриканского писателя Зейкса Мда, изданном в 2000 г. [50] Роман исторический. Речь в нем идет об одном из самых трагических событий в истории африканцев Южной Африки.

«Оксфордская история Южной Африки» повествует о нем так: «Слухи о Крымской войне проникли в страну коса в 1854 г., и там стали поговаривать: “Русские такие же черные, как мы, и они придут помочь нам сбросить англичан в море”. В марте 1856 г. Мдлаказа, советник вождя коса Сархили, услышал от Нонгкаусе, своей племянницы, что она “видела странных людей со стадом скота”. Когда он попытался в этом удостовериться, “эти незнакомцы приказали ему вернуться домой, в течение трех дней очищать себя, а на четвертый принести в жертву вола и затем снова прийти к ним”». Дальше в книге приведены воспоминания Чарлза Броунли, английского колониального чиновника, свидетеля событий. По его словам, Мдлаказа, возвратившись от этих незнакомцев, рассказывал, будто он видел множество черных людей, среди которых был и его брат, умерший несколько лет назад. Эти люди сказали ему, что они пришли издалека, перейдя через большую воду; что они — русские, что воюют против англичан и что идут на помощь кафрам; и что они ведут с собой стада скота; а скот, который есть у народа коса, должен быть уничтожен [51].

А сам Броунли писал: «С 1854 г. слухи о Крымской войне и о британских потерях широко распространились среди коса» [52].

Южноафриканский историк Джеффри Пейрес так резюмировал свидетельства тех времен: «Весть о гибели в сражении их бывшего губернатора распространилась среди коса с такой скоростью, которую европейцам трудно представить. Коса никогда не слышали о России. Еще меньше они могли понять причины Крымской войны. Они знали лишь, что какие-то таинственные “русские” убили сэра Джорджа Кэткарта и сдержали британскую армию. Кто это русские? Каким оружием они воюют? Какого они цвета? Колониальные власти отвечали, что русские — белые, и что британцы побеждают. Но такие разъяснения встречали вежливое недоверие. Возник слух, что два поселенца, которые бежали на земли коса, спасаясь от кредиторов, на самом деле — беглецы из разгромленной британской армии. Постепенно поверили, что русские — не белые, а черные, и даже, что это духи воинов коса, которые пали в различных войнах против Капской колонии. После вести о гибели Кэткарта коса месяцами следили с высоких холмов, не приближаются ли русские корабли» [53].

С «русскими» связывали и предсказание вождя Мланджени, которого многие коса считали пророком. Историк Мквайи, сам коса, писал в 1920-х годах, основываясь, очевидно, на преданиях своего народа, будто Мланджени перед смертью говорил, что перенесется за море — для встречи с Сифуба-сибанзи. Кто такие Сифуба-сибанзи? В источниках того времени связывают это слово с русскими. Вера в их победу в Крымской войне породила бесконечные пророчества еще до предсказания Нонгкаусе [54].