Утром, собираясь на работу, мама обняла меня и сказала что-то ободряющее. Она выглядела как раньше, моя милая мама, чей трезвый, рациональный взгляд на жизнь всегда уравновешивали папино тепло и добродушие. В ту пору мама часто улыбалась. Она с удовольствием притворялась, будто сердится на папины шутки и розыгрыши, а потом, не в силах сдерживаться, хохотала от души. Иногда кажется, что с папиной смертью ушла и частичка маминой души. Ни за что не признаюсь вслух, но боюсь, что исчезла моя любимая её часть.

– Леора, искорка моя, я знаю: ты старалась изо всех сил. Что бы ни случилось сегодня, я горжусь тобой. Не волнуйся, пращуры обо всём позаботились. – Мама провела рукой по корешкам книг предков и направилась к двери. – Не уходи праздновать, пока не расскажешь мне о результатах, договорились? Я вернусь к пяти часам. Опуская в сумку связку ключей, нащупываю небольшую карточку. Это записка. Отец бы тобой гордился. В тебе горит его пламя, моя милая Леора. Мне едва удаётся сдержать слёзы.

– Ну всё, пора идти, – говорю я книгам предков, столпившимся на полке. – Пожелайте мне удачи и укажите путь. Надеюсь не посрамить сегодня вашей памяти.

Послав книгам воздушный поцелуй – что это на меня нашло? – забрасываю сумку на плечо и запираю дверь. Шаль развевается на ветру, боюсь, скоро от причёски останутся одни воспоминания. И тут уже ничего не поделаешь. Ни с причёской, ни с оценками.

После экзаменов каждому выделяют наставника, который и объявляет результаты. Наставник Верити ожидает её в здании правительства.

Мне в наставники назначили городскую рассказчицу – Мел. Не понимаю, почему мне досталась такая важная персона. У Мел наверняка есть куда более интересные занятия, чем тратить на меня время. Рассказчица – настоящая знаменитость, совсем как мэр Лонгсайт. Её зовут просто Мел, без фамилии. Рассказчики воплощают не собственную историю, а все истории нашего народа. Я не раз видела Мел, но только издали, на больших собраниях. Ей доверено хранить в памяти и на коже все наши легенды и предания. Рабочее место Мел в здании музея, там у неё отдельный кабинет.

Музейные ворота открыты, створки надёжно закреплены, чтобы не стучали на ветру. За чёрными чугунными прутьями решёток музей выглядит как заботливая тюрьма для артефактов. Экспонаты здесь будто в заключении – каждый на своём месте в стеклянных ящиках, у каждого предмета, каждой книги своя история. С глубоким вздохом миную ворота. Мы с папой очень любили ходить в музей вдвоём.

Поднявшись по истёртым каменным ступеням, шагаю по частой напольной решётке и толкаю створку двери. Холодный воздух, ворвавшись внутрь, борется с тёплым, пока я осторожно закрываю за собой дверь. Волосы растрепались и липнут к щекам, я шарю по карманам в поисках платка, чтобы перестать наконец хлюпать носом. Результаты экзаменов мы все получаем в разных местах, куда нас вызывают наставники. Мне назначено явиться в музей, в одну из комнат цокольного этажа. Там, наверное, не жарко, но мне от волнения уже нечем дышать. Расстёгиваю брошь и снимаю шаль.

За столом регистрации посетителей сегодня моя старая знакомая – Беатриса. Она работает здесь с незапамятных времён. Беатриса встречает меня улыбкой:

– Леора! Неужели это ты? – Невозможно не улыбнуться ей в ответ. – Невероятно! Уже сдала выпускные экзамены! А я помню, как отец впервые принёс тебя в музей – совсем крошку. Кажется, это было совсем недавно, и года не прошло. Заметив, что от этих слов моя улыбка тает, Беатриса стремительно меняет тему. Сверившись с толстой книгой на столе, она говорит:

– Прости, Леора, моя болтовня сейчас не к месту. Мел скоро тебя примет.

Запихиваю шаль в сумку и присаживаюсь на диван в уголке, чувствуя, как одна за другой ползут минуты. Как раз когда я решаю, что можно бы отлучиться в уборную поправить причёску, меня вызывают. Аккуратно подстриженный юноша с лицом прилежного ученика жестом приглашает меня следовать за ним. Идём по коридору и спускаемся по лестнице в промозглый цокольный этаж, где расположены офисы и хранилища. Мой проводник стучит в одну из дверей, ободряюще кивает мне и, дождавшись ответа: «Войдите!», уходит.

Мел сидит за столом. На ней традиционный костюм рассказчицы – нагрудник и юбка золотистого цвета. Ноги Мел спрятаны под столом, но я всё-таки успеваю различить истории, записанные на её щиколотках, когда она их скрещивает. Вроде бы я заметила символ рассказа «Возлюбленные», сплетённые руки. Это была папина любимая история. Говорят, на спине у Мел вместо семейного древа, как у всех, иллюстрация к сказке «Сёстры». Мория изображена в виде дерева весной и летом, жизнь в полном расцвете. Внизу – Белая Ведьма, перевёрнутая, как в зеркальном отражении, будто корни, погребённые глубоко в земле, – символ осеннего угасания и зимней смерти. Я бы очень хотела увидеть этот рисунок. Кожа Мел испещрена знаками всем известных историй. Её выбрали на роль рассказчицы, когда она была совсем маленькой. У Мел нет семьи, она ни о ком не вспоминает, никто не помнит и о ней. Она с честью выполняет роль открытой книги, пересказывая легенды и предания нашего народа. Забывать эти истории ни в коем случае нельзя! Да, сказания напечатаны на бумаге, книги хранятся почти в каждом доме, но кожа, кожа Мел, важнее любой бумажной книги. Кожа хранится долго, каждая рассказчица с болью и кровью татуировок принимает в себя легенды, принимает душу народа и хранит нашу историю.

Кабинет у Мел маленький, но здесь уютнее, чем я думала. Стены увешаны иллюстрациями к преданиям, похожими на рисунки на её теле.

На деревянной табличке за спиной рассказчицы выгравированы слова одного из главных постулатов Сейнтстоуна:

Истории и легенды – наше прошлое.

С прошлым мы проживаем настоящее.

На полу возле шкафа, полки которого ломятся от книг, несколько ярких подушек. На одной из них лежит раскрытая книга. Наверное, Мел нравится читать в этом гнёздышке. Торшер под желтоватым стеклянным абажуром заливает кабинет мягким золотистым светом.

Мел сидит за столом. Её большой живот складками лежит на коленях, а грудь упирается в отделанный золотом кожаный нагрудник. Мел получает самую лучшую еду, и в более чем достаточных количествах, чтобы её кожа оставалась гладкой и мягкой, а на крупном теле хватило места для всех рисунков и знаков. Одежду ей выбирают такого покроя, чтобы оставлять открытыми как можно больше татуировок. Мне кажется, что нагрудник и юбка тесноваты, впиваются рассказчице в тело, но она, вероятно, к этому привыкла.

Мел улыбается, в её карих глазах вспыхивают весёлые искорки, отчего мне сразу становится легче.

– Ты Леора Флинт? – спрашивает Мел. – Садись.

Мы обмениваемся вежливыми фразами – наставница выражает мне соболезнования из-за смерти папы. В присутствии Мел я чувствую себя ребёнком, который изо всех сил старается понравиться взрослому. Она старше меня лет на десять, не больше, но так спокойна, как спокойны бывают только те, кто знает своё место в жизни, своё призвание. Жизнь рассказчицы посвящена всем нам, и я прекрасно вижу, что ей это очень нравится. У неё глубокий, сильный голос с богатыми модуляциями профессионального декламатора. Каждое слово звучит с чувством, её приятно слушать. Вблизи Мел выглядит моложе, я даже вижу её веснушки и представляю, какой она была в детстве. Её рыжевато-золотистые волосы заколоты на затылке и спадают вдоль спины.