— Что же теперь будет, бабушка? — испуганноспрашивала Зоя в тот же вечер. — Что, если их не выпустят из Царского иубьют здесь?

— Не знаю, дитя мое. Николай Александрович скажет нам,когда дел" решится. Может быть, их отправят в Ливадию.

— Нас убьют?

— Что за дурацкие мысли, Зоя! — оборвала ееЕвгения Петровна, хотя эти «дурацкие мысли» не давали покоя и ей самой.

Теперь, когда рухнула надежда на англичан, было решительнонепонятно, откуда подкрадется опасность. Куда ехать? Путь в Ливадию сопряжен сриском. Пока они безвыездно сидели в Царском, Николай старался сохранятьспокойствие сам и успокаивал близких. Но разве могли они не волноваться?

На следующее утро Зоя, подбежав на цыпочках к окну, увидела,как государь и Евгения Петровна прохаживаются по заснеженному саду. Вокругникого не было, их стройные, подтянутые фигуры четко вырисовывались на снегу.Зое показалось, что ее бабушка, державшаяся на удивление прямо, плачет. Николайосторожно обхватил ее за плечи, и оба скрылись за углом дворца.

Вскоре Евгения Петровна вошла в комнату и опустилась на стул— глаза ее были печальны. Она посмотрела на внучку: еще несколько недель назадЗоя была ребенком, а сейчас как-то вдруг повзрослела. Она стала еще тоньше иизящней, но бабушка знала: ужас последних событий закалил ее, и хрупкость Зоибыла обманчива. Что ж, сейчас и ей, и им всем понадобятся все их силы.

— Зоя… — начала старая графиня и замолчала, не зная,как сказать ей то, что намеревалась. Но Ники прав. Она отвечает за жизнь Зои,за то, чтобы жизнь эта была долгой, счастливой и не оборвалась на самом взлете.Ради этого Евгения охотно пожертвовала бы своей собственной жизнью.

— Что-нибудь случилось? — спросила Зоя, и вопросэтот звучал нелепо, если вспомнить все, что случилось за последние две недели.Однако Зоя чувствовала, что грядут новые беды и новые испытания.

— Я только что имела разговор с государем, Зоя. Онсоветует… он настаивает, чтобы мы с тобой покинули Царское… пока это ещевозможно.

Зоины глаза мгновенно наполнились слезами. Она бросилась кбабушке и опустилась перед ее стулом на пол.

— Но почему? Мы ведь обещали, что останемся с ними ипоедем туда, куда поедут они… И ведь они же скоро уедут? Или нет? Не уедут?

Старая графиня медлила с ответом, не желая лгать и не смеясказать правду. Наконец она все же решилась:

— Не знаю, Зоя. Видишь, англичане отказались принятьгосударя. Ники опасается, что дело может принять совсем нежелательный оборот:их будут держать здесь под арестом или даже могут перевести еще куда-нибудь.Нас всех разлучат, а он… он не в силах защитить нас. Здесь, среди этих дикарей,я буду бояться, Зоя, за твою жизнь. Ники прав: надо уезжать, пока это ещевозможно. — Она печально глядела на свою повзрослевшую внучку, но ипредставить не могла, какую бурю негодования вызовут ее слова.

— Я никуда не поеду! Никуда! Я не брошу их ни за что!

— Нет, поедешь! Иначе ты окажешься в Сибири — одна! Безних! В ближайшие день-два нам надо бежать. Государь предполагает, что скоро сним перестанут церемониться. Революционеры не хотят, чтобы он оставался вблизиот столицы, Англия его не принимает. Что же остается? Положение очень серьезно.

— Я умру вместе с ними! Вы не заставите меня покинутьих!..

— Заставлю, если понадобится. Ты будешь поступать так,как я скажу. Дядя Ники тоже советует нам уехать. Не советует, а велит. И ты несмеешь его ослушаться! — Графиня была слишком измучена, чтобы спорить сЗоей, но понимала, что должна напрячь остаток сил и убедить ее.

— Как же я оставлю Мари?.. Ей так плохо!.. И у меняникого больше нет. — По-детски всхлипывая, Зоя положила голову наскрещенные руки, а руки бессильно уронила на стол — тот самый, за которым всегомесяц назад она сидела с Мари. Та расчесывала ей волосы, они болтали исмеялись. Куда исчезла прежняя жизнь?

Что случилось с ними со всеми? Где Николай? Где отец? Гдемама?

— У тебя есть я, — промолвила ЕвгенияПетровна. — Ты должна быть сильной. Нужно быть сильной — это от тебятребуется сейчас. Ты должна, Зоя. Должно делать то, что должно.

— Но куда же мы поедем?

— Пока не знаю. Государь сказал, что устроит все.

Может быть, нас доставят в Финляндию, а оттуда переберемсяво Францию или в Швейцарию.

— Но ведь мы никого там не знаем. — Зоя поднялазалитое слезами лицо.

— Что ж поделаешь, дитя мое. Будем уповать намилосердие божье и исполнять волю нашего государя.

— Бабушка, я не могу… — взмолилась Зоя, но стараяграфиня оставалась непреклонна. Она была тверда как сталь и исполнена отчаяннойрешимости. Не Зое было тягаться с нею, и обе они сознавали это.

— Ты не должна и не имеешь права говорить о нашемотъезде детям. Хватит с них своих собственных горестей и тревог. Нечеговзваливать им на плечи еще и наше бремя — это будет непорядочно.

— Но что же я скажу Маше?

Слезы стояли в глазах старой графини, когда она, глядя набесконечно любимую внучку, хрипловатым шепотом, полным скорби по тем, кого ониуже потеряли, и тем, кого им еще предстоит потерять, произнесла:

— Скажи ей, как сильно и верно ты ее любишь.

Зоя, осторожно ступая, прокралась в спальню Мари и долгостояла у ее постели. Очень не хотелось будить больную, но и исчезнуть, даже непопрощавшись, Зоя не могла. Разлука казалась непереносимой, но пути назад ужене было. Евгения Петровна стояла внизу в ожидании. Николай все продумал: ониехали кружным путем — через Финляндию, Швецию и Данию. Николай дал им адресадрузей в Копенгагене.

Федор сопровождал старую графиню и барышню.

Итак, все было решено. Оставалось лишь сказать последнее«прости» подруге. Зоя видела, как Маша в жару мечется по постели. Но вот онаоткрыла глаза и улыбнулась знакомому лицу. Зоя изо всех сил сдерживала слезы. Втишине спальни раздался ее шепот:

— Как ты себя чувствуешь?

В соседней комнате спали три другие великие княжны. Все ониуже поправлялись, и только состояние Мари все еще внушало опасение врачам. Зоястаралась сейчас об этом не думать — об этом и вообще ни о чем. Прошлое былоотрезано напрочь, будущее — туманно: вспоминать было слишком мучительно, азагадывать — бессмысленно. Был только этот миг — мимолетный миг прощания. Зоясклонилась над Машей и нежно прикоснулась к ее щеке. Маша приподнялась впостели:

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего… Просто мы с бабушкой уезжаем… вПетроград. — Она обещала Алике, что не скажет Маше правды — это было быдля нее слишком сильным ударом. Но великая княжна каким-то шестым чувствомпоняла, что происходит нечто необычное, и в тревоге сжала руку подруги своейгорячей рукой: