«Почему я вдруг вспомнила об этом сейчас?..»

– Выпить хочешь? – предложила она Ворону, открыв мини-бар, и тот согласился, попросив виски. – Мишка, как думаешь, кто меня опять?

Коваль приземлилась во второе кресло и сделала глоток коньяка. Ворон повертел в руке стакан с виски, задумчиво глядя куда-то ей за спину, залпом выпил и сказал:

– А то сама не знаешь? Тут думать нечего – абреки. Зря, конечно, Жека загрубил тогда, но я на его месте вел бы себя так же.

– Может, мне Ашоту стрелку забить?

Ворон взбеленился, ударил по подлокотнику кулаком:

– И не вздумай! Не хватало в ноги «апельсину» упасть!

– Миш, да мне-то ровно – я ж не в статусе...

– Я ж сказал – не смей! – обрезал он, закурив. – Ашот на то и рассчитывал, когда заварил это: опустит тебя, а потом и я за тобой, прицепом.

Резон в этом был, конечно. Марине и самой-то не особенно хотелось общаться с зарвавшимся отморозком, но и оставить безнаказанным налет на казино она тоже не могла.

– Слушай, подруга, а с нелегалами-то что? – вспомнил вдруг Ворон, и Коваль не сразу переключилась на другую волнующую обоих тему.

– Признаться, я никак не могла найти повод навестить Ивана и поговорить обо всем, что творится на стройке, а являться просто так не хотелось. Нужно что-то убойное, чтобы припереть его к стенке так, чтобы ни вздохнуть, ни охнуть, – честно сказала она, дотягиваясь до пачки сигарет и закуривая. – Я, разумеется, заплатила офигенный штраф в милиции, не считая еще кое-каких расходов, но выяснить, откуда взялись эти несчастные таджики на объекте, так и не смогла: они совсем по-русски не говорят. Сдается мне, что это Ванькиных рук дело – и саботаж, и нелегалы тоже.

Она поднялась и отошла к окну, отвела в сторону штору. Неожиданный утренний снегопад только усилился, и Кот без устали махал лопатой, отбрасывая от ворот свежий снег. Дорожки были уже вычищены, влажно поблескивали на ярком солнце. Охранники Ворона курили около машины, рядом с ними толклись и Сева с Геной – вроде как и поболтать вышли, но в то же время Марина отметила напряженную позу Севы. Тот всегда умел просчитать ситуацию и контролировал все незаметно для окружающих.

– Хочешь, я сам поговорю? – предложил Мишка, беря бутылку с шотландским виски. – Я ведь тоже имею право чуть-чуть расстроиться по этому поводу, да? Это ж и мои деньги.

Перспектива свалить все на Ворона порадовала Марину, но что из этого получится, она тоже хорошо знала: Миша Ворон абсолютно не умел идти на компромисс, даже если это было необходимо. Не могла же она взять и грохнуть собственного компаньона, как-то некрасиво... Поэтому вынуждена была отказаться от столь заманчивого предложения.

Ворон посидел еще немного и уехал, а Коваль пошла к своим мужчинам, уже давно вернувшимся с прогулки и пообедавшим без нее.

В детской застала милую картину: Егорка спит в кроватке, сладко посапывая, а Женька сидит на полу рядом с кроватью и задумчиво теребит плюшевую собаку.

– Жень... – прошептала Коваль, чтобы не разбудить сына, – пойдем в каминную.

– А? – вздрогнул Хохол, вырванный из раздумий ее голосом. – Да... иди, я сейчас...

Он поправил одеяло в кроватке, чуть опустил маркизу на окне и вышел из детской, закрыв дверь. Марина стояла на лестнице, и он подхватил ее на руки, поцеловав в нос:

– Что так долго заседали?

– А ты мучился от ревности? – разглаживая пальцем его брови, поинтересовалась она. – Женька, это смешно...

– Мне – абсолютно не смешно! – заверил Хохол, внося ее в каминную и усаживая в кресло. – Я терпеть не могу, когда ты уединяешься с кем-то.

– Ты настолько мне не веришь? – серьезно спросила Коваль, и он кивнул. – Женя...

– Я уже говорил тебе однажды, что с такой бабой, как ты, нужно постоянно по койке рукой шарить.

– Я не изменяю тебе, если ты об этом.

Хохол присел перед камином, чиркнул спичкой, поджигая сухие березовые дрова, сложенные аккуратной горкой, и через несколько секунд пламя уже задрожало язычками, облизывая их. Марина закрыла глаза, откинувшись на спинку кресла, сжала пальцы на подлокотниках. Женькина рука накрыла Маринину, поглаживая:

– Маринка, не сердись на меня, я ведь не умею крутить и притворяться, говорю как есть.

– Я знаю, Женечка. Но ты сейчас неправ. Никого у меня не было, кроме тебя, уже очень давно. Мы живем с тобой как муж с женой, я даже кольцо ношу, которое ты мне подарил...

– Ты носишь его рядом с кольцом Малыша, а живем мы с тобой отдельно, хоть ты и разрешила мне вернуться, – глуховатым голосом перебил Женька, и Коваль открыла глаза, внимательно посмотрев на него.

– Ведь я просила тебя – никогда не заговаривай об этом! Просто не заговаривай, и все!

Хохол замолчал, брови снова сошлись на переносице, на лице появилось упрямое выражение, которого Коваль терпеть не могла. Сев в кресло напротив, он потянулся к бару и достал бутылку водки, налил в стакан почти до края, залпом влил в себя, даже не поморщившись. Марина насмешливо наблюдала, потом поинтересовалась:

– Хочешь, расскажу дальнейший сценарий? Сейчас ты добьешь бутылку, в голову тебе шарахнет, ты рванешь в город, найдешь приключений на одно хорошо известное место. Потом вернешься, засядешь в бильярдной наверху, врубишь «Агату Кристи», и до утра весь поселок не будет спать. Весь – кроме меня. Это взбесит тебя окончательно, и ты снова придумаешь финт сродни тому, что выкинул перед Веткиной свадьбой. Имей в виду – у меня спина до сих пор в полосах, и мне будет очень больно. Потом ты одумаешься, будешь просить прощения и клясться, что больше никогда, ни за что и так далее. Утром тебя посетит похмелье, а к вечеру ты потянешь меня в город, в какой– нибудь клуб. Ничего не упустила? – Она взяла сигарету и снова уставилась на Хохла – он улыбался...

– Я тебя люблю, стерва... я тебя обожаю... Проси что хочешь – все сделаю.

– Не пей больше.

Хохол встал, открыл окно и с размаху швырнул бутылку на крышу гаража.

– Как скажешь. Но и ты тоже не пей сегодня.

– А что за праздник?

– Какой, на фиг, праздник! Вдруг менты все-таки подъедут, не обостряй, – Он сел на подлокотник кресла, обнял ее за плечи, прижался губами к волосам и замер.

И Марине вдруг сделалось безразлично все, что происходит вокруг, все, что случается по ее воле и против нее. Единственное, чего она хотела сейчас, было вот это – обнявшие ее руки Хохла, надежнее которых нет ничего. Коваль потерлась о них щекой и замурлыкала, как кошка, Женька фыркнул:

– Ты чего?

– Соскучилась. И есть хочу.

Он сразу встал и пошел на кухню, вернувшись через десять минут с подносом, на котором стояла Маринина чашка с рисом и пиалка с мисо-супом, украшенным ломтиками семги. Коваль с удовольствием поела, наслаждаясь вкусом любимых блюд, потом откинулась на спинку кресла и проговорила: