И, судя по всему, интересовался он мной.

Остальные твари тоже суетились, пытаясь спуститься, но получалось у них плохо. Хуже, чем у бегемота.

Из административного здания показался Густав. Он с трудом ковылял по асфальту, заплетаясь в собственных лапах. Орангутан был уже окончательно пьян от валерьянки. Покачивался, иногда припадал на колени, пытался даже орать какие-то песни. В правой руке он сжимал пустую бутылку с валерьянкой, в левой — что-то сильно напоминающее петуха.

Когда Густав подошел поближе, я с удовольствием отметил, что в руке у него совсем не петух, а павлин. Шея у птицы была свернута набок, павлин выглядел совершенно дохлым. Перья из его хвоста эстетствующий вампир понавтыкал себе в цилиндр. Выглядело это круто.

Наверное, это было самое веселое зрелище в моей жизни. Я пожалел, что у меня нет с собой фотика. Все-таки пьяную обезьяну-вампира встретишь не каждый день.

Вампир приближался.

Когда до меня осталось метров пять, не больше, Густав приветливо помахал мне дохлым павлином и попытался послать воздушный поцелуй. Почему-то он не взлетал. Сначала я думал, что это валерьянка каким-то образом нейтрализует действие летучего флюида, но потом увидел, почему Густав не может подняться — из карманов у него торчали горлышки бутылок, они тянули эту чертову макаку к земле.

Я подошел к Густаву. Он тут же попытался меня обнять. Не по-вампирски, по-дружески. И когда он протянул ко мне свои длинные тяжелые руки, я вытащил у него из карманов бутылки. Густав снова икнул и полетел вверх.

Достигнув купола, орангутан стукнулся о плексиглас и выпустил павлина. Тот со свистом плюхнулся прямо мне под ноги.

Интересно, павлин тоже занесен в Красную книгу?

Я выдернул из хвоста павлина перо и, по примеру орангутана, пристроил его себе за ухо. Теперь я был как Чингачгук. Чингачгук — павлину каюк.

А бегемот уже зависал надо мной, неловко описывая круги, работая в воздухе толстыми лапами и продолжая вращать, как пропеллером, своим коротким хвостом. При этом бегемот широко разевал пасть, и тогда были видны совершенно немыслимые, наверное, с две мои руки длиной, блестящие белые клыки. На верхнем даже застряла тыква — пища, к которой овампиренный гиппопотам утратил всяческий интерес.

Семафоров запутался в сети еще глубже и теперь мог только злобно ругаться:

— Урою тебя! Только выберусь из сетки! Загрызу!

Но на него я теперь внимания особого не обращал, меня гораздо больше интересовал бегемот.

А тот опускался все ниже и ниже, все шире разевалась его пасть, слюна, вызванная, видимо, моим аппетитным видом, лилась блестящей струей.

Тогда я понял, что промедление — это труба. Взял багор, широко размахнулся и запустил его в бегемота.

В секцию компьеметателей я не ходил, но страх придал мне сил. Багор просвистел в воздухе и до половины врубился в тушу. Гиппопотам заревел как настоящая пароходная сирена, задергался и стал заваливаться на бок.

Опять же как подбитый дирижабль.

Летучий флюид, сообщавший ему возможность полета, со свистом истекал из раны на боку. Бегемот обретал смертность и тяжесть. Он падал.

Он падал на Семафорова.

— Помоги! — завопил Семафоров. — Помоги.

Я было рванулся на помощь…

Не успел. Бегемот набрал скорость и шмякнулся вниз.

В последнюю секунду Семафоров догадался опрокинуться на спину.

В стороны брызнула пыль.

— Семафор погас, — сказал я.

Я стоял и смотрел, как из-под здоровенной кормовой части бегемота торчит нога Семафорова. Нога в старомодном кеде с легкомысленно развязанными шнурками. У меня вдруг возникло безумное желание подойти поближе и завязать эти самые шнурки.

Я даже сделал первый шаг к лежащему на спине бегемоту, как вдруг нога Семафорова неожиданно дернулась.

Сначала мне показалось, что это просто остаточное явление, что-то вроде судороги, но потом я увидел, что нога двигается не просто так, а осмысленно.

И я понял. В Семафорове продолжал жить вампир. И мне очень повезло, что этот самый вампир сейчас впечатан в землю многоцентнеровой тушей бегемота.

На всякий случай я обошел вокруг зверя, проверил. Семафоров был впечатан надежно. Хотя нога его и продолжала шевелиться и пытаться выбраться из-под бегемота.

Тут мне в голову пришла еще более безумная идея. Я даже засмеялся от глобальности ее безумия.

И подошел к бегемоту. Присел на камень. Посмеялся и рывком стянул с Семафорова кед. На свет показалась довольно грязная безжизненная пятка. А пальцы, наоборот, оказались подвижными и какими-то жадными. Они даже попытались схватить меня. Подобный акт агрессии был воспринят мной крайне отрицательно. И я немедленно нанес Семафорову ответный удар — треснул по пальцам подвернувшейся под руку палкой. Шалуны присмирели.

Тогда я вытащил из кармана коробок спичек и стал вставлять их между пальцами Семафорова. Четыре большие безжалостные спички.

— «Велосипед», Семафоров, — сказал я и подпалил серу. — Поехали.

Сначала Семафоров еще терпел. Потом из-под бегемотьей туши послышался густой раскатистый смех. Вампир смеялся.

И болтал в воздухе ногой.

Я тоже почему-то смеялся. Мне было весело.

Спички прогорели, и нога остановилась. Смех затих.

Небо уже постепенно светлело, даже какие-то красные полосы ползли справа налево. Я встречал первый в своей жизни рассвет вампиров.

Пахло палеными пятками.

Из вампиров осталась одна свинка.

— Эй! — крикнул я. — Выходи!

Но свинка не торопилась выходить.

Я стоял под луной на асфальтовой площади с пистолетом на изготовку и смотрел по сторонам. Ждал нападения. И думал: хорошо, что хозяин зоопарка не завел себе коршунов или ястребов. Крылатые твари с клыками здорово осложнили бы ситуацию.

Бах!

На загривок мне хлопнулась тяжесть, будто гиря упала. И тут же шею сдавила мощная хватка. Как будто сзади меня цапнула железная борцовская рука.

Это было крайне неприятно, я почувствовал себя щенком, которого схватили за шкирку и теперь собираются задать ему хорошую трепку. Хорошо хоть успел намотать на шею скотч. Скотч держал.

Сначала я подумал, что на меня напал неучтенный мною зверь, но потом левой рукой я нащупал свинку. Она увеличилась в размерах и сейчас походила, скорее, на кошку. На мощного сиамского кошака.

Тогда я завел пистолет за шею и нажал на курок. Вода ударила в свинку, свинка зашипела, свалилась на землю.

И тут же вцепилась мне в ногу.