– Здесь много палладианских элементов, – тихо говорит она, – чистый неоклассицизм.

Томмазо согласно кивает:

– Равновесие, гармония, строгость. Именно поэтому я выбрал именно ее. Она в точности отражает мое мироощущение.

Линда смотрит на Томмазо – ей кажется, что и он идеально вписывается в этот пейзаж. Черты лица, манера держаться сдержанно и строго – ни дать ни взять олимпийский бог, излучающий силу и красоту. Томмазо поднимается по лестнице, Линда идет следом и смотрит на него, как на божество. Ей даже не стыдно, что она разглядывает его ягодицы, напротив, это тоже божественное зрелище.

– На вилле лет пять никто не жил, – рассказывает тем временем Томмазо. Стоя на верхней ступеньке, он оборачивается, пытаясь поймать ее взгляд.

Линда отводит глаза, надеясь, что он не заметил, как она разглядывала его формы.

– Да-да, – кивает она с наигранным интересом.

Томмазо смотрит проницательно, едва сдерживая улыбку. Остановившись перед огромной дверью, он пропускает ее вперед. Линда робко осматривается, среди такой неземной красоты она чувствует свое несовершенство.

– Этот зал – единственное место в доме, сохранившееся с шестнадцатого века, – продолжает Томмазо. – Остальные помещения – конец восемнадцатого и позже.

Она упорно разглядывает стены, сопротивляясь притягательной силе его ягодиц.

– Обрешетка с видимым потолком, двери с тимпанами… – комментирует она, стараясь придать голосу более профессиональный тон.

Потом поворачивается к Томмазо и говорит:

– Двери надо оставить, сразу тебе говорю. Нужно их отреставрировать, но они непременно должны остаться на своем месте, потому что именно они задают тон всему остальному.

– Вижу, ты уже вошла в роль, – замечает Томмазо и ведет ее в другое крыло виллы. – Здесь был кабинет.

Они останавливаются у небольшой комнатки, обставленной оригинальной мебелью с древними произведениями искусства.

– А теперь пройдем в столовую.

– О боже! – восклицает Линда, взглянув на потолок.

В центре зала висит бесценная люстра из муранского стекла асимметричной конструкции, состоящая из отдельных элементов, соединенных внахлест.

– Разумеется, ее тоже надо оставить. Все остальное – на выброс.

Она совершенно не заботится о том, как воспримут ее слова, и продолжает осматривать помещение.

– Мне нравится, что ты сразу приступаешь к интерьеру, – улыбается Томмазо.

Линда смотрит на мелкие морщинки в уголках его губ и ничего не отвечает. Между ними пока нет никакого соглашения, но она чувствует удовлетворение и уже уверена, что именно она займется этой виллой, и это будет очень интересно. И если уж быть до конца откровенной, ее вдохновляет делать проект для такого респектабельного человека.

По великолепной лестнице с железными перилами, выкованными вручную, они поднимаются на второй этаж. Перед ними открывается огромная зала с большими окнами в пол и стенами, декорированными фресками в рамах из лепнины. Линду охватывает восторг: ее мысли где-то далеко, она будто видит, как здесь когда-то давно жили знатные люди.

– Это был бальный зал, – рассказывает Томмазо. – Иди сюда.

Он подводит ее к огромному окну с видом на парк. Они выходят на балкон.

– Невероятно! – восклицает Линда. – Он просто огромен.

Она внимательно осматривает окрестности.

Они услышали крики охранника, выскочили из воды, как две летучие рыбки, побежали голышом и мокрые прыгнули в машину.

Там, наверное, гектара три земли с вековыми деревьями разных пород; вдалеке видно озеро, а сразу за виллой – бассейн, в котором неплохо бы навести порядок. Вдруг Линда вспоминает: да ведь в этом бассейне они с Алессандро однажды плавали, еще в юности, пробравшись тайком через дыру в заборе.

Разумеется, это была идея Алессандро. Тогда на вилле еще жили люди, которые едва их не заметили. Они услышали крики охранника, выскочили из воды, как две летучие рыбки, побежали голышом и мокрые прыгнули в машину Але («Мини-купер», который он иногда тайком от родителей брал покататься по вечерам). Они помчались на бешеной скорости в кромешной тьме с одной горящей фарой – в машине всегда что-то не работало.

Линда не может сдержать улыбку и старается прогнать воспоминание.

– Как чудесно пахнет, – говорит она, вдыхая как можно глубже носом и ртом.

– Это Viburnum tinus – вон те растения внизу, – Томмазо указывает на кустики, покрытые белыми цветами. – Во время цветения они источают сладковатый цитрусовый аромат.

– Ну надо же… – Линда снова смотрит на него с любопытством, как в саду, где он перечислял названия роз так, будто это были марки автомобилей.

– А ты и правда разбираешься в ботанике…

– Да, это одно из моих увлечений. Передалось от мамы.

На мгновение Томмазо погружается в свои мысли, но вскоре принимает привычный уверенный вид.

– Итак, перейдем к конкретике. Я хочу, чтобы ты подготовила проект по обустройству виллы. Если он будет убедительным, проект твой.

Линда молчит. Потом, наконец, решается задать вопрос, который крутится у нее в голове уже несколько часов.

– Почему именно я? Почему не Людовико и Аличе?

Видно, что Томмазо ждал этого вопроса и уже подготовил, разумеется, дипломатичный ответ:

– Твои коллеги обладают огромным опытом, но в их работе не хватает главного: оригинальности.

Он оглядывается, как будто ищет чего-то.

– Я хочу, чтобы это место стало неповторимым. Мне недостаточно просто отреставрировать его – я хочу, чтобы оно ожило. Поэтому я ищу человека, который вложит сюда частичку своей души и сделает то, что я даже не могу себе представить. Не просто удовлетворит мои ожидания, но превзойдет их. В общем, мне нужен человек, которому удастся меня удивить, – заканчивает Томмазо, пристально глядя на нее.

– Ясно, – Линда выдерживает этот взгляд и продолжает: – А ты уверен, что у меня это получится? Удивить тебя?

– Не знаю, теперь все в твоих руках. Но я видел твой дом и то, с какой любовью он отделан. Там нет затасканных штампов, которые мне надоели… – объясняет Томмазо, будто констатируя факт.

Он, как обычно, сдержан, и Линда не сразу улавливает комплимент, который скрывается за его комментариями.

– Я в него всю душу вложила. Это моя норка, – отвечает она дрогнувшим голосом.

– В том-то вся и штука: я хочу, чтобы и у этого дома появилась душа.

Линда смотрит на него в приглушенном свете комнаты: холодные глаза, тело как скала. Настоящая глыба. Этот человек вызывает в ней противоречивые чувства: восхищение и злость.

Томмазо смущает ее, а это удается немногим. Но Линде хочется поразить его каким-то безумным поступком и увидеть реакцию.