— Если так и дальше пойдет, то сделают запросто. Элитный лагерь для трудных подростков. Ты трудный подросток, Туча?

— Не знаю. — Он снова пожал плечами. — В каком-то смысле. А ты?

— Я да, в каком-то смысле. Мне, наверное, дисциплина на пользу. — Дэн надолго замолчал, уставившись на прислоненные к земляной стене сломанные напольные часы. Часы были высокими, под два метра, массивными и очень старыми. На побуревшем от времени циферблате кое-где еще виднелась позолота, часовая стрелка погнулась, а дверка, прикрывающая механизм — или что там должно быть внутри напольных часов, — покосилась. На дверце был вырезан вепрь, грозный и внушающий уважение своей силой и свирепостью. Туче вдруг стало очень жаль эти старые, раскуроченные часы. Он любил старинные вещи, чувствовал их красоту и особенность. Дверку можно попытаться починить, циферблат отреставрировать, корпус ошкурить и заново покрыть лаком. Как быть с механизмом, который наверняка давно пришел в негодность, Степа не знал, но уже мысленно прикидывал, с какой стороны лучше взяться за реставрацию.

— Интересно, наших родителей информировали о том, что к их чадам будут применяться такие вот исключительные меры? — снова заговорил Дэн.

— Моего отца информировали точно. — Туча не удержался, подобрался к часам, смахнул со стрелок густую паутину.

Дэн не стал спрашивать, откуда такая уверенность, а Степка не стал объяснять, еще раз коснулся погнутой часовой стрелки, чихнул от пыли. Хорошие часы: живые, с историей…

Время тянулось медленно. Наверное, в заточении оно всегда течет по-особенному неспешно. За окошком сгустились сумерки, в погребе стало совсем темно, и Туча подумал, что, доведись ему оказаться в этом месте одному, без Дэна, он бы непременно сошел с ума от страха. Но с Дэном было совсем не страшно, даже в почти кромешной темноте. Просто немного маетно.

Чтобы отвлечься, он достал из кармана ключик, осторожно пробежался пальцами по его контуру. Ключик тоже был старинный и имел свою историю, как сломанные часы. Откуда Туча это знал, ему самому было неясно. Просто знал, и все тут. Именно это особенное знание не позволяло ему расстаться с ключом, вернуть его законной хозяйке.

А она ведь его искала. Та, похожая на маленькую вертлявую галку девчонка. В памяти Тучи не осталось четкого образа, только изменчивый, неуловимый силуэт.

— Эй, вы там еще живы? — Тишину нарушил громкий голос Гальяно, а сочащийся из вентиляционного окошка мутный лунный свет на мгновение померк. Наверное, Гальяно просунул в окошко голову.

— Живы! — подал голос Дэн, и по тихому шуршанию Туча понял, что он встал с лежака.

— Ну, и как там в неволе? — А это уже голос Матвея. — Мучительно?

— Терпимо, только вот все бока себе отлежали и есть охота.

— Так мы потому и пришли. Черт, не видно ничего! Матюха, посвети!

Вверху, под потолком, вспыхнул огонек зажигалки, освещая сосредоточенное лицо Гальяно.

— Да, не номер люкс! — Огонек на мгновение погас, а потом снова зажегся. — Киреев, ну-ка лезь сюда. Мы вам хавчик принесли. Туча, курочку твою, и, ты уж нас прости, пошмонал я твои стратегические запасы, нашел печенье и шоколадку.

— Хорошо, что пошмонал! — Туча улыбнулся, погладил себя по пустому животу. — Кушать очень хочется.

— Будет тебе «кушать». Киреев, ну что ты там? Пошевеливайся!

— Уже! — Дэн проверил крепость ящиков и проворно взобрался вверх по импровизированной лестнице. — Давай курочку!

— Ни тебе «мерси, дорогой друг», ни тебе «счастлив видеть». — Гальяно снова погасил зажигалку, а через мгновение в окошко просунулась рука с зажатым в ней свертком.

Дэн поймал сверток, перебросил его Туче. Удивительно, но даже в темноте у Тучи получилось сверток не уронить.

— Мерси, дорогой друг! — сказал Дэн весело. — Ну, как там на воле?

— Да уж получше, чем в этих фашистских застенках. Я вот подумал, может, у Василия прикупить ключ и от погреба? — раздалось с той стороны.

— Думаешь, пригодится?

— Думаю, не повредит. Чует мое сердце, не в последний раз вы в этом каземате.

— Даже если так, то ключ погоды не сделает, — вмешался в разговор Матвей. — Попалят.

— Да кто ж тебя попалит? — возразил Гальяно.

— Да мало ли кто! Проще пару часов здесь отсидеть, чем потом с Шаповаловым разбираться. Я тут навел справки: начальник наш только с виду гуманист, а на самом деле тот еще диктатор. Его даже Суворов боится.

— И не пожалуется на этого садиста никто, — буркнул Гальяно. — Я вот как мамке расскажу, будет ему и диктатура, и военный трибунал.

— Лагерь забыл какой? — не сдавался Матвей. — Лагерь спортивно-патриотический. Повышение боевого духа, выживание в условиях, близких к экстремальным. У них даже вот этот ваш карцер в договоре прописан. Ни к чему не подкопаешься. Да ладно вам! Может, и не попадет никто больше в этот застенок. Чего раньше времени нервничать?

— Я не нервничаю, я просчитываю варианты развития событий. А насчет ключа я с Васькой все-таки потолкую. Может, у него вообще этого ключа нет, тогда и разговаривать не о чем.

При слове «ключ» Туча покрепче сжал свой собственный ключ, вздохнул.

— А еще будет нужно фонарик купить, — продолжал просчитывать варианты Гальяно. — Чтобы не сидеть тут в темноте, как сычи. Ладно, пойдем мы, пока нас Суворов не хватился, а вы хавайте! Завтра денек обещают жаркий, будем сражаться за звание волков. Или вепрей? — В темноте снова вспыхнул огонек зажигалки. — Вам что больше нравится?

— Мне все равно. — Дэн спрыгнул с ящиков.

— А тебе, Туча?

— И мне все равно. — Туча зашелестел оберткой.

— А мне вот волки как-то симпатичнее, чем какие-то свинки, — сказал Гальяно задумчиво.

— Вепри — это не какие-то свинки. Это тоже в некотором роде хищники. И очень опасные, — сообщил Матвей.

— И откуда ты такой ученый выискался?! Волки, вепри… Спать пошли, ученый! А то мы с тобой завтра будем и не волками, и не вепрями, а сурками. Все, пацаны, скорейшего освобождения!

— Спасибо за ужин! — Дэн на ощупь пробрался к Туче и, уже добравшись, сообразил: — Черт, надо было зажигалку попросить, а то не видно ничего.

— Разберемся, — успокоил его Туча, вкладывая в протянутую ладонь ломоть хлеба с лежащим на нем куском курицы. — Приятного аппетита.

Никогда раньше еда не казалась ему такой вкусной. Никогда раньше наказание не вызывало у него улыбку. Чудеса!

То, что снаружи за запертой дверью кто-то есть, первым почувствовал Дэн, предупреждающе коснулся руки Тучи, едва слышно велел:

— Тихо.

Туча замер, даже жевать перестал. Дэн бесшумно встал с лежака, так же бесшумно поднялся по земляной лестнице, остановился у двери. Долгие мгновения казалось, что ничего не происходит, что им все померещилось; Туча уже начал успокаиваться и даже откусил от шоколадки, когда дверь вздрогнула от удара. Может, недостаточно сильно, но достаточно громко в сонной ночной тишине. Туча тоже вздрогнул, едва не подавился.