— Угу.

— И, по-моему, эти твои ночные забавы тоже не лучшим образом влияют на здоровье.

— Ага.

— И вообще, ты совершенно перестал следить за собой...

— Умоляю тебя, не читай мне нотаций, я уже большой мальчик. — Он подул на дымящийся глинтвейн и сделал глоток. — Здорово у тебя получилось.

— У меня много и других талантов. — Моника подхватила его легкомысленный тон.

— Да, ты прекрасно рисуешь, печешь вкусные пирожки с яблоками, придумываешь классные костюмы...

— А как я целуюсь?

Майк осекся и замолчал, занялся сандвичем с сыром и ветчиной.

— Так как я целуюсь? — Она была настойчива. — Есть у меня к этому талант?

Ему пришлось отвлечься от еды, потому что Моника положила руку, горячую тонкую руку, ему на колено.

— Подростком ты очаровательно чмокала меня в щеку. — У него еще оставалась возможность обратить разговор в шутку. — Помнишь, как ты специально красила губы помадой Джулии, чтобы она решила, будто у меня есть девушка?

— Я это делала, потому что... — Она сделала паузу и придвинулась ближе. — Потому что была в тебя влюблена.

— Все мы в переходном возрасте влюбляемся, — задумчиво протянул Майкл. — А потом это проходит, остается только воспоминание.

— Нет, ты не понял. — Моника повернулась к нему всем телом, сдерживая внутреннюю дрожь, — сейчас или никогда. — Я до сих пор люблю тебя.

— Ну-ну. — Он успокаивающе похлопал ее по ладони. — Что ты, малышка.

— Я люблю тебя! — крикнула она. — Люблю! Уже четыре года, а ты не хочешь этого увидеть. Ты ведь целовал меня, помнишь? На выпускном балу. Это ведь было не просто так? Правда?

— Я не помню. — Он пожал плечами. — Возможно, я выпил слишком много шампанского.

— Нет! Нет!

Моника вскочила и бросилась вон из гостиной, вверх по лестнице, в свою комнату и с грохотом захлопнула дверь. Он врет, он все врет, это невозможно!

— Открой, пожалуйста. — Майкл постучал, выждал минуту, постучал снова. — Я не хотел тебя обидеть.

— Уходи!

— Моника, не глупи, открой, и мы спокойно поговорим.

Она нерешительно покачала головой, потом все-таки повернула ключ. Майкл стоял на пороге, такой близкий, нестерпимо близкий и желанный. И она, не раздумывая больше ни секунды, почти не контролируя себя, бросилась к нему. Он отступил, но ее руки уже обвились вокруг его шеи, а жаркие губы прильнули к щеке.

— Не надо, малыш, не надо... Я не выдержу, не мучай меня, — шептал он. — Нам нельзя этого делать.

— Почему?

— Это неправильно, поверь мне.

— Я люблю тебя. Остальное не важно.

— Нет...

— Не нужно слов.

Она приникла к его губам, вкладывая в поцелуй всю силу страсти, все свои сладкие мечты, все трепетные надежды. И именно в это мгновение, а не неделей позже, она стала женщиной. Ей казалось, что тело накалено до предела, что жар, исходящий от нее, обожжет Майкла. И эта вспышка затмила сознание, смела все барьеры, словно пенный поток. И ничто сейчас не смогло бы остановить ее...

Моника плохо помнила, как они снова оказались в гостиной на диване. Но она не выпускала Майкла из объятий, прижимая его к себе. Он отвечал на поцелуи, его руки блуждали по ее телу, расстегивая пуговицы на блузке, нежно касаясь разгоряченной кожи. Но он совершал эти движения как будто бессознательно, подчиняясь воле Моники.

Она уже почти завладела им и сама испугалась своей решимости. Мужская анатомия была известна ей только по медицинскому атласу, и, несмотря на современное образование, многочисленные фильмы с довольно откровенными сценами и рассказы школьных приятельниц, Моника не совсем ясно представляла себе, что и как должно происходить. Только знала, что сначала будет боль, а потом ни с чем не сравнимое наслаждение.

Она теряла голову, задыхалась, таяла. И, следуя вечному инстинкту, притягивала Майкла к себе. Но в самый последний момент, когда все должно было произойти, он резко отстранился и сел, потирая ладонями глаза.

— Иди сюда, — требовательным шепотом позвала Моника, проводя кончиками пальцев по его обнаженной спине.

— Нет, хватит. — Он встал и начал быстро одеваться. — Пойми, я не могу этого сделать.

— Но почему, почему? — Она приподнялась на руках, глядя на него снизу вверх. — Ты совсем меня не любишь?

— Люблю. Очень люблю. — Он помолчал, подбирая слова, чтобы не обидеть. — Но как сестру.

— Что? — Моника не верила ушам, у нее в голове не укладывалось, что он может не ответить на ее пылкие чувства взаимностью.

— Извини.

Она упала ничком на диван, как подкошенная. Майкл постоял, глядя на нее, потом бережно прикрыл пледом.

— Потом ты поймешь, что я был прав, — вздохнув, сказал он и тихонько вышел из комнаты.

Глотая слезы, Моника чутко прислушивалась, уверенная, что он сейчас вернется. Невозможно было представить, что на этом все завершится. Прошло пять минут, десять, она услышала, как хлопнула входная дверь, а потом заработал мотор. Он уехал! Он просто взял и уехал, оставив ее в одиночестве, какая жестокость, какое равнодушие.

Моника отомстит ему! Она уже решила, что сделает — отдаст первому встречному то, от чего отказался Майкл. Господи, несколько лет она не видела никого вокруг, не обращала внимания на молодых людей, старавшихся ей понравиться. Она даже ни разу по-настоящему не целовалась ни с кем.

Приятельницы по колледжу удивлялись и посмеивались за спиной Моники, называя ее в шутку новоорлеанской девой. Конечно, ведь они все уже попробовали тот запретный плод, который кажется таким сладким, пока не доступен. И который часто теряет свою привлекательность после первой же пробы.

Хороша же она была — ждать так долго, а получить в результате пустоту, сохранявшую запах тела Майкла, запах солнца и ничем не разрешившейся страсти. Моника уткнулась лицом в подушку, свернувшись под пледом калачиком. Ее мечта, ее любовь, нежность и доверчивость оказались совершенно не нужны Майклу.

Она для него только сестра? Отлично! С этого дня она будет жить самостоятельно, ни в чем не спрашивая его совета или разрешения. И пора уезжать из этого дома, а лучше из города. А еще лучше вообще покинуть на какое-то время Америку. Моника вспомнила, что недавно ей предлагали поехать на стажировку в Париж, в довольно известное модельное агентство, но она отказалась, потому что не хотела ни на минуту расставаться с Майклом.

Теперь она с радостью примет приглашение. Как пишут в любовных романах, путешествие — лучшее лекарство от тоски. Ей было всего двадцать лет, но она уже казалась себе очень взрослой, много испытавшей в этой жизни и во многом разочаровавшейся женщиной. Да, Париж ждет ее — новые знакомства, интересная работа, выставки, театры, поклонники... Но прежде она все-таки расстанется со своей невинностью — пора вступать во взрослую жизнь. А Майкл... Он еще пожалеет о том, что поступил с ней так жестоко.