Внизу тянулся огромный трос, за ним – «Медея», а затем – «Ясон». Нужно было отслеживать множество параметров, отображавшихся на навигационном экране, управляемом специально разработанным Даной Йоргером программным обеспечением, которое подгонялось под каждую экспедицию и постоянно изменялось прямо в пути. «Это как балет», – заметил Мартин Боуэн. Он сравнивал это с аркадной видеоигрой, только вместо того, чтобы каждые несколько минут вкладывать в автомат четвертаки, здесь вы фактически вкладываете тысячедолларовые банкноты.

Пункт управления «Ясоном» состоял из пяти или шести 27-дюймовых видео– и компьютерных мониторов, прикрепленных к стене и демонстрирующих изображения с множества камер «Ясона» и навигационные данные. Между ними располагался ряд пультов управления: для пилота, для инженера, который следил за системами аппарата и управлял лебедкой, и для штурмана. Регистратор данных менял видеокассеты и фиксировал все действия. Такая расстановка оставляла много места для ведущего ученого, который обычно сидел непосредственно позади пилота, чтобы управлять погружением, и еще 10–12 человек: других ученых, инженеров, аспирантов и кинооператоров из средств массовой информации.

Когда все шло по плану, весь пункт управления сосредотачивался на морском дне. «Теперь это мир телеприсутствия, – говорил Боуэн, – там я забываю о своем теле и проецирую себя на дно океана, и я должен заставить этот аппарат танцевать».

Пилоты считали такое погружение похожим на погружение в «Элвине», но социальное пространство, в котором они работали, было другим. Присутствие в пункте управления множества людей, конечно, могло отвлекать. «Данных извне слишком много, – говорил Уилл Селларс, бывший пилот «Элвина», ставший пилотом «Ясона». – Ты и без того просеиваешь тонну информации со всех этих экранов. А еще этот человек здесь, и ты пытаешься взаимодействовать с двумя людьми там». Говоря словами Боуэна, «с роботами у тебя за спиной стоит полная галерка экспертов… У каждого из них своя область интересов, которые они хотели бы удовлетворить во время твоего погружения. А я должен оценить их предложения и решить, куда мне направить аппарат».

Пилоты научились так сужать свое внимание, чтобы слышать голоса не всех, а только нескольких присутствующих. Если компас не давал правильные показания или погода на поверхности портилась, пилот мог спросить об этом штурмана. Я стоял на вахте на этом посту и научился в большинстве случаев предугадывать, что потребуется пилоту и когда оно ему потребуется: немного сдвинуть судно; дать информацию о точности навигационной позиции; сообщить: «Внимание, ты подошел слишком близко к этой штуке». Постепенно у пилота складывалось представление о рельефе поверхности. «Я просто начинал наносить предметы на карту у себя в голове, отмечал, какие есть препятствия, как высоко мне нужно пролететь, как низко… Я обладал одним преимуществом: меня окружали люди, которые помогали мне со всем этим». После нашего общего морского опыта мы с Мартином Боуэном стали близкими друзьями.

Новые волоконно-оптические кабели, цифровая передача данных и самые лучшие видеокамеры с высококачественной передачей звука помогали нам перенестись в этот, другой мир. Но это присутствие или то, что Баллард называл телеприсутствием, не было целиком связано с изображением. На самом деле по сегодняшним стандартам оно было примитивным, соответствующим скорее старомодному цветному телевизору, а не цифровым изображениям в высоком разрешении.

Присутствие на морском дне было прочно связано с тем, что происходило в затемненном пункте управления. Пока «Ясон» посылал ультразвуковые импульсы и фотографировал свой путь вокруг мест кораблекрушений, гидротермальных источников или других участков, люди в пункте управления постоянно обменивались мнениями, наблюдали, задавали вопросы, рассуждали о том, что показывают камеры или сенсоры. Такой постоянный научный семинар в реальном времени, посвященный происходящему исследованию, в сочетании с красивыми, западающими в душу образами, которые мы видели, – вот что переносило нас в другой мир. Это было самое главное и неожиданное отличие от «Элвина».

Иногда, когда кто-нибудь спотыкался о твой стул в пункте управления, тебе на секунду казалось, что робот внизу разбился о скалу, и тут ты возвращался в реальность и выпутывал свое тело из плена разума. Это было то, чего управляемые человеком подводные аппараты не могли повторить, то, что роботы делали за нас. В то время как наши тела физически никогда не бывали во многих из этих мест, наш разум и воображение проводили там день за днем, и мы глубоко прониклись подводными пейзажами, над которыми проплывали наши роботы.

Произошедшие изменения повлекли за собой профессиональные противоречия. Археологи, например, привыкли копать и нырять самостоятельно и с трудом адаптировались к миру, где они не контролировали средства доступа к своим раскопкам. Потребовались убеждения с нашей стороны, чтобы они поняли, что на самом деле сидеть в кресле пилота и управлять «Ясоном» с помощью джойстика будет не самым лучшим приложением их талантов.

«Ясон», конечно, не занимался археологией вообще – он только передавал по кабелю данные. Когда информация загружалась, инженеры и программисты составляли карты и мозаики, но команде археологов оставалось пространство для интерпретации. Они не исследовали морское дно физически. Они занимались исследованиями, но теперь они исследовали данные, сидя около компьютера. Одним это нравилось, другие раздражались.

Вопрос о профессиональном самоопределении не ограничивался исключительно археологами или учеными. В одной экспедиции вопрос самоопределения коснулся фотографии и дошел до абсурдного умозаключения. Во время экспедиции к остаткам «Лузитании» неподалеку от ирландского побережья у нас на борту был фотограф из National Geographic, отличавшийся самомнением, какого можно ожидать у представителя столь широко известного журнала. Он щелкал затвором повсюду на корабле, снимая все операции на поверхности, но понимал, что настоящее действие разворачивается на дне, где сделать фотографии (и прославиться благодаря им) у него возможности не было.

Вначале он вызвался управлять аппаратом, чтобы делать серию снимков, но пилот и руководители, естественно, отвергли эту идею, так как небезопасно было доверять управление человеку, который никогда не тренировался в этом деле и не имел никакого технического образования. Но National Geographic был одним из «заказчиков» нашей экспедиции и вложил большие суммы, чтобы рассказать о ней в журнале и снять фильм, поэтому они имели некоторые права.

В конце концов мы нашли решение. Я убрал кнопку камеры с пульта управления, прикрепил ее к двухметровому проводу и обернул лентой, чтобы получилось маленькое пусковое устройство, помещающееся в руке. Так пилот дистанционно управляемого аппарата загружал пленку, устанавливал камеры и в действительности маневрировал аппаратом, чтобы найти нужный кадр, а фотограф из National Geographic нажимал кнопку спуска затвора камеры. Как и следовало ожидать, когда рассказ о нашей экспедиции появился в журнале, вся слава досталась не Мартину Боуэну или другим пилотам «Ясона», а фотографу.

В течение нескольких следующих лет наша группа продолжала управлять «Ясоном», улучшая и дорабатывая его, стараясь, чтобы он стал пригоден как научный инструмент. Баллард занимал уникальное положение в команде, поскольку его связи с военно-морскими силами и National Geographic позволяли нам участвовать в интересных, необычных и новаторских проектах, которые никогда не получили бы финансирование через традиционные источники научных исследований, особенно через консервативный Национальный научный фонд содействия развитию науки США. Холодная война только что закончилась, поэтому у военно-морских сил имелись некоторые объекты, с которыми можно было экспериментировать (например, NR 1). Все мы знали, что это не продлится долго; Баллард обеспечил свою поддержку на некоторое время, но у него были собственные намерения, и, в конце концов, он переключится на следующую большую разработку. К тому же его отношения с институтом Вудс-Хоул всегда были натянутыми, и он начал основывать новый центр в городе Мистик, штат Коннектикут, чтобы продемонстрировать собственные проекты. «Ясон» должен был завоевать доверие у ведущих океанографов, если мы хотели, чтобы он оставался востребованным в долгосрочной перспективе.