В кладовке она нашла картонную коробку с парафиновыми свечами и несколько запасных одеял.

– Кристин, ты где? – позвал из коридора Рик.

– В кладовке, – коротко отозвалась она.

– Тебе помочь? – секунду спустя любезно поинтересовался Рик от двери, на что Кристин так же любезно заверила, что со всем справится сама.

Они оба ухватились за это негласное перемирие, потому что оно было одним из условий – если хотите! – выживания при сложившихся обстоятельствах. Вынужденная мера!

Это перемирие ровным счетом ничего не значит, думала Кристин, выбираясь из кладовки. Так во время великой засухи у водоема мирно сосуществуют львы и антилопы… В темноте она споткнулась о какую-то железяку на полу и едва не растянулась в дверях. Сзади что-то жутко загремело и загудело, словно Кристин умудрилась устроить камнепад.

– С тобой все в порядке? – Рик караулил ее у дверей, и Кристин, вылетая из кладовки, едва не врезалась в него, затормозив в самый последний момент.

– Да! – ответила она, после чего вручила Рику несколько свечей и два одеяла.

Одно из них он сразу же накинул на плечи и стал похож на пассажира потерпевшего бедствие корабля и благополучно спасенного из морской пучины. Это было вполне разумно, учитывая, что температура воздуха в доме так опустилась, что изо рта шел пар.

– Что ты хочешь делать? – поинтересовался Рик, следуя за Кристин.

– Разложить свечи. Рик, перестань за мной ходить.

– Движение – это жизнь… – изрек он и задумчиво добавил, – и тепло.

Кристин принялась расставлять свечи сначала на кухне, потом в гостиной, а Рик уселся на диван, закутался в одеяло и нахохлился.

Ветер за стенами крепчал, и от его резких порывов домик содрогался, так что делалось страшно и неуютно. От окна тянуло сквозняком, и пламя свечей дрожало и металось. Кристин задернула тяжелые портьеры, отгораживаясь от враждебного мира, бесновавшегося за стенами маленького дома. Ничтожная помеха для разбушевавшейся стихии, мера эта, однако, вызывала ощущение мнимой защищенности.

Кристин помедлила у окна, расправляя портьеры. Половина четвертого, и ей нужно придумать занятие на целый вечер, причем такое, чтобы ее интересы не перехлестнулись с интересами Рика. Она была уверена, что только в этом случае перемирие имеет право на существование.

– Если тебе что-то нужно… – проговорила Кристин, поворачиваясь к Рику. Он по-прежнему сидел на диване и смотрел на нее.

– Нет, кажется, ты все предусмотрела, – отозвался он.

– Тогда я пойду.

– Кристин… Надеюсь, тебе достанет здравого смысла не отмочить какую-нибудь глупость?

– От-мо-чить? – по слогам переспросила она. – Я тебя не понимаю.

– Я имею в виду пешее путешествие до города.

Кристин невольно усмехнулась.

– На такой поступок я вряд ли отважусь.

– Хвала господу!

– Ладно, если что-то все-таки тебе понадобится, скажи. Я буду в своей комнате.

Кристин ушла, и Рик остался один. Он откинул голову на спинку дивана и сначала закрыл глаза, а потом очень сильно зажмурился. Голова болела невыносимо. Боль отдавала в виски и затылок, давила на глазные яблоки изнутри и даже стреляла в шею. К тому же он сильно замерз. Рик даже не помнил другого такого случая, когда бы ему было так холодно. Даже когда он ездил в Европу и в Альпах их группу накрыла небольшая лавина. Тогда все выжили и почти не пострадали – несколько синяков и вывихнутое запястье их проводника не в счет! – но почти полчаса ему пришлось выбираться из огромного сугроба. Снег был везде: под одеждой, в волосах, вокруг и, кажется, даже внутри него, но холода он не чувствовал. Сначала из-за страха, охватившего его, потом – из-за ликования, что остался жив.

А теперь он чувствовал себя так, что до сих пор сидел в том огромном сугробе… Рик открыл глаза и увидел множество радужных колец и разноцветных мушек, оголтело прыгающих перед глазами. И сквозь все это многоцветье красоты неописанной он почему-то слишком отчетливо видел Кристин. Рик знал, что ее нет в комнате, но она словно стояла перед ним, и от этого ему было плохо и тоскливо.

Он не думал, что эта встреча будет такой болезненно-острой. Точнее, он вообще не рассчитывал, что эта встреча состоится. Рик планировал поручить все дела своему адвокату, но Джордан неожиданно слег с пневмонией прямо накануне уик-энда. Конечно, можно было дождаться либо окончания выходных и поручить это щекотливое дело другому своему адвокату – юристов в его компании целый отдел! – или на худой конец дождаться выздоровления Джордана, но идефикс получить развод и освободиться от этого брака, завладевшая им с недавних пор, толкнула его на форсирование событий.

Вчера, закончив проклинать все на свете за то, что он отправился сюда, Рик слегка успокоился и попробовал оценить ситуацию трезво. Сначала она не показалась ему такой уж безнадежной. И только утром стало ясно, что он застрял на ферме. Проще было сказать, что он влип… со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хотя что это были за последствия, он пока и сам представлял весьма туманно. Конечно, его ждала Ирена. И еще эта задержка укорачивала его отпуск, который он с огромным трудом выкроил. И – черт побери все на свете! – он, оказывается, еще до сих пор не успокоился настолько, чтобы смотреть на Кристин равнодушно.

Сначала Рика неприятно задело ее спокойствие и безразличие, когда она не глядя подписала бумаги на развод. А утром она держалась так, словно ее не просто раздосадовала вынужденная задержка его отъезда, а ей – ни больше ни меньше! – просто неприятно его видеть. Эта реакция покоробила и разозлила его.

Интересно, а чего он ждал: что она закатит истерику и откажется подписывать бумаги? Что кинется ему на шею и попросит начать все сначала? Господи, да что это с ним?! Рик сильно потер ладонями лицо, словно стирая паутину, опутавшую его. Он должен был ненавидеть ее за то, что она сделала. И он был уверен, что так и есть на самом деле… до тех пор, пока не оказался на этой ферме!

Оказалось, что он не мог даже спокойно смотреть на нее: как она двигается, как говорит, как привычно сдувает с лица и рассеянно заправляет за ухо непослушные локоны. Как готовит еду, подает на стол, как она злится и ехидничает… Это было настоящей пыткой, от которой болело все внутри. И почти теряло значение то, что стояло между ними, то, что никогда не позволит им быть вместе, – ее предательство…

От нового приступа почти нестерпимой головной боли Рик чертыхнулся и резко дернулся. Покачиваясь, он поднялся и, волоча за собой одеяло, отправился на поиски аспирина. Он никогда не сможет забыть обман Кристин. И еще труднее ему смириться с тем, что это задело его гораздо глубже, чем он мог себе позволить. А ведь в какое-то мгновение ему казалось, что он мог полюбить ее… Почти уже любил – и оказался жестоко обманут! Идиот, был так ослеплен, что не заметил, что ангелочек оказался оборотнем!