– Так князь меня и принял, – горько усмехнулся в ответ тот. – К князю с дарами ходят, а не с пустыми руками.

– Так твои диковины чем не дары?! – так же искренне поразился его собеседник.

Булыцкий уставился на мужика так, словно бы впервые в жизни увидал его. В голове молнией пролетела сумасшедшая мысль. Разве что и осталось узнать, какой год нынче.

– А ведь и прав ты, – живо кивнул он головой. – Но помоги мне, мил человек. Что же я рассказывать буду князю, если даже год не знаю на дворе какой? Расскажи мне, что на дворе происходит.

– Время, – статно прогудел в ответ тот. – Московии время… Сильная крепость, Кремль белокаменный. Но и время неспокойное. Много всяких, не щадят друг друга. И князь не щадит.

– Дмитрий Иванович?

– Верно.

– Неспокойное время?

– Мамая[22]побили только вот. Рязанского княжича побили, с новгородцами условились, да литовцы только угомонились…

– Мамай, рязанский княжич… – Николай Сергеевич уставился на говорившего. – Еще что?

– Сеча Куликовская недалече была. Летом прошлым. Побили ордынцев. Князя Дмитрия Ивановича Сергий Радонежский на сечу ту благословил, – важно добавил тот.

– Сеча? Прошлым летом? – живо встрепенулся пенсионер. – А про Тохтамыша кто слыхивал?

– Тохтамыш? – Милован лишь покачал головой. – Может, и слыхивал кто, да не про наши уши слух тот.

Булыцкий крепко задумался. Выходит, что и правда занесло его в далекое прошлое, в год между Куликовской битвой и нашествием Тохтамыша на Москву. А раз так, то… у Булыцкого закружилась голова от одной только мысли об открывшихся ему перспективах! Ему, обычному преподавателю и с недавних пор пенсионеру, неведомо за какие заслуги шанс выпал изменить весь ход истории России, а быть может, и всего мира! Только подумать: предупредить князя о надвигающейся беде! Отвести удар и сохранить Москву! Десятки тысяч спасенных только жителей столицы. А по окрестным городам сколько полегло да в плен взято, так никто и не считал!

– Послушай меня, Милован, – собравшись с духом, начал Булыцкий, – мне очень нужна твоя помощь. Я могу рассчитывать на тебя?

– Человек предполагает, Бог располагает, – простодушно отвечал тот.

– На Москву беда идет большая. Скоро уже, но я могу ее упредить: рассказать, показать, обучить.

– Беда?

– Не веришь?

– Тебе верю, – чуть подумав, согласился тот.

– Поможешь?

– Помогу.

– Проведи к князю. Переговорить с ним надо да рассказать о беде грядущей.

Милован задумался.

– Не поможешь, значит? – раздосадованно бросил пенсионер.

– Отчего же не помогу, – отвечал тот. – Да слова мне твои припомнились: не будет тебя князь слушать. А то и в поруб кинет, как смутьяна, или, того хуже, на кол посадить велит.

– И что делать? – голос Булыцкого упал.

– К старцу, в монастырь Троицкий надобно бы тебе сперва. Князь его речам больше поверит, чем твоим да моим, вместе взятым. Да и примет тебя Сергий, а к Дмитрию и не дойдешь, может. Там своих шельм[23]хватает. Неспокойно нынче. А Сергий Радонежский если примет, так выслушает. А как выслушает, так, Бог даст, поверит да слово замолвит.

– Расскажи, как дойти.

– А со зверем диким не боишься повстречаться? Или на меч свой огненный уповаешь?

– Боюсь, – вспомнив растерзанного Третьяка, вздрогнул тот. – И на меч не уповаю… Нет в нем силы прежней. – Задумавшись, он замолчал. – Но еще больше беду грядущую допустить боюсь, – вздрогнув, словно бы проснувшись, закончил тот.

– Оно бы лучше лета дождаться, – мрачно сплюнул мужик, – медведи, конечно, проснутся, но так и живности поболе будет. Нынче зима лютая. Голодная. Зверье вон из лесу выходит.

– Не могу до лета ждать, – выдохнул Булыцкий. – Падет Москва. Тохтамыш сожжет. Объяснишь, как дойти?

– Проведу, – мрачно отвечал тот.

Еще через дюжину[24]дней пришелец почувствовал себя настолько здоровым и отдохнувшим, что решился выходить. По меркам современным расстояние не бог весть какое: Краснознаменск – Сергиев Посад. Чуть больше тридцати километров, но по меркам того времени… Впрочем, ждать весны пенсионер тоже не хотел. Ну, во-первых, сама идея провести несколько месяцев в этой всеми богами забытой деревеньке вгоняла в тоску, а длинные тягомотные вечера, перетекающие от его публичных выступлений к заунывным запевам хозяев… Нет, это было выше сил Булыцкого. Все-таки, несмотря на свой уже почти почтенный возраст, Николай Сергеевич просто клокотал энергией и был охоч до всякого рода движений, будь то исторический поход со школьниками или организация генеральной уборки в школе.

А во-вторых, и это самое главное, его буквально грызли изнутри сомнения на предмет самого времени, в которое занесла его судьба. Ведь если все было именно так, как он предполагал, то буквально через несколько месяцев беда великая на Москву обрушиться должна была, от последствий которой еще долго потом княжеству оправляться придется.

В общем, едва набравшись сил, Булыцкий и Милован, раскланявшись с хозяевами и нацепив лыжи, двинулись в путь.

Выходили, едва лишь солнце осторожно выглянуло из-за горизонта, щедро разлив по макушкам деревьев горящую позолоту. Холодный воздух стянул кожу на лице, склеил ноздри и резанул по легким, да так, что Булыцкий с непривычки зашелся в натужном кашле.

– Не робей, чужеродец, – подбодрил его Милован. – Даст Бог, дойдем! Путь торговый рядом. Глядишь, и людей добрых повстречаем, – поправляя вечно сопровождавший его лук, бросил он. – А нет, так и с лихими сладим! – закашлявшись, продолжил тот.

Взгромоздившись на лыжи с непривычными креплениями, пенсионер покорно двинулся вслед мерно шагающему Миловану. Морозило. Крепко. Так, что приходилось идти не торопясь и почти статно. Поначалу рисовавший картины едва ли не марш-броска протяженностью в один, ну максимум полтора дня, Николай Сергеевич теперь лишь посмеивался над собственной самонадеянностью. Наглотаться обжигающе холодного воздуха, чтобы слечь посреди лесов (вот удивятся потомки в далеком две тысячи четырнадцатом году, когда вдруг при раскопках обнаружат доисторический айфон, магнитный бейдж да пластиковые застежки-молнии с едва заметной гравировкой: Made in China. А еще забавнее получится, если его же поисковый отряд и найдет. Они, помнится, позапрошлое лето с ребятней именно здесь поисками и занимались. Собственную могилу отыскать возрастом в семь столетий, вот жесть! А какая реклама из глубины веков!). Нет, это точно не входило в планы пришельца!