— А сулланкири он может убить?

— Я в этом уверен, — кивнул воркэльф. — От него погибли Винфеллис и Сит.

— Сит — это Миралл'мара, верно? Она здесь. Вы можете ее здесь убить.

— Не могу, Уилл, — вздохнул Резолют. — Пока ты не дал мне этот меч, все мои помыслы были устремлены к освобождению родной земли. И вела меня к этому прямая дорога через Кайтрин. Это была великая цель, великая и достойная, но в то же время и эгоистичная. Многие десятилетия я успешно к ней шел, но все происходило случайно. Я спасал людей от нападения авроланов и был доволен.

— Ну а что изменил Сивере?

— Лезвие меня не жалит. Выходит, что меч признал меня, хотя я и не связан со своей родиной. И это странно, так как места, в котором его выковали, давно не существует, и меч этот — вроде меня, такой же бездомный. Какой я из этого делаю вывод, Уилл? На меня ложится большая ответственность, чем я до сих пор полагал. Спасать людей от Кайтрин — задача более благородная, чем уничтожение ее воинства.

Уилл поднял на темя маску, чтобы Резолют как следует разглядел его наморщенный лоб.

— После всего что мы сделали, вы хотите внушить мне, что перед миром у меня большая ответственность и что сами вы до сих пор никакой ответственности не ощущали? Сами вы себя никакими правилами не связывали, а меня заставляли играть по правилам?

Резолют расхохотался.

— Несправедливо, верно, Уилл? Возможно, меня тоже связывали правила, просто я отказывался их исполнять. — Он провел пальцами по эльфийским буквам на лезвии меча. — Подозреваю, что Азур Паук украл этот меч у коллекционера оружия просто так, не зная, с чем имеет дело. Он должен был его украсть, ему предназначено было украсть его, чтобы он затем попал ко мне из твоих рук.

— Ну и берите, мне не жалко.

— В самом деле? — Воркэльф искоса взглянул на него. — Возможно, ты думал, что я безжалостно мучил тебя, готовя к исполнению долга, но сейчас это не важно.

Вор закатил глаза:

— Интересно, может, Кайтрин ищет себе наемника? Вы можете сейчас проткнуть меня мечом, а она вернет меня к жизни.

— Этого не будет, Уилл, если бы даже я и ударил тебя этим мечом. !.

— Почему?

— Все дело в магических символах на мече. Ты ведь видел, как я реанимирую только что скончавшихся?

Уилл вздрогнул:

— Да, видел.

— Так вот, когда кто-то умирает, нитка в ковре их жизни обрывается. Магия, которой пользуюсь я и которой пользуется Кайтрин, эту нитку сращивает. Но она уже не такая прочная, как раньше, потому и жизнь эта уже плохого качества. Сивере же вырывает нитку с корнем, недаром здесь имеется игольное ушко. Связывать уже нечего. Если человек умрет от Сиверса, он умрет окончательно.

— Что ж, — вздохнул Уилл, — все мы когда-нибудь умрем.

— И дети будут слагать о нас песни.

— Или проклинать нас.

— Или проклинать, — кивнул воркэльф. — Но только если нам с тобой не удастся исполнить того, что назначено нам судьбой.

Эрлсток постучал в открытую дверь комнаты Алексии.

— Прошу прощения, ваше величество. Я хочу вернуть ваш меч.

Алекс затянула на переметной сумке последний ремешок.

— Возвращать не надо, я специально его вам послала. — Она кивнула на Ворона, сидевшего на краешке ее кровати. — Барон Дракона сказал, что Кайтрин пошлет вслед за нами сулланкири и что Ворон с ней расправится. У нее останется еще, по меньшей мере, два Темных Наемника, поэтому я и дарю вам меч Маларкекс, чтобы вам легче было с ними справиться.

Эрлсток улыбнулся и вошел в комнату.

— Благодарю за подарок, но ведь это вы убили Маларкекс. И меч по праву ваш. Он слишком драгоценен. Такими вещами не разбрасываются.

Алексия выпрямилась и холодно взглянула на него.

— Скажу вам правду, милорд. Меч этот мне не нравится. Он мне не подходит. На вашем оружейном складе я подобрала себе то, что нужно. Так что я настаиваю на том, чтобы вы взяли его себе.

Эрлсток хотел возразить, но в разговор их вмешался Ворон:

— Не тратьте слов, ваше величество. Уж если она на что-то решилась, то не отступит. Мы же понимаем, в какой переделке вы здесь окажетесь. Так что меч вам не помешает.

Принц согласно кивнул:

— Должно быть, они там сейчас жалеют, что меч достался противнику.

Алексия перекинула сумку через плечо.

— Меч этот — дело рук Кайтрин, и ей ничего не стоит сделать еще один, а вот сулланкири создать не так просто. Убивая их, вы отвлекаете Кайтрин от основной борьбы.

— Хотелось бы надеяться на большее, однако я не стану обижаться на судьбу, даже если это окажется единственным нашим успехом. — Эрлсток добавил, заметив, что Ворон указал Алексии на дверь: — Постараюсь воспользоваться вашим подарком как можно лучше.

— В этом я не сомневаюсь. — Алекс положила руки ему на плечи. — Ваши люди будут в безопасности. Мы за этим проследим.

— Я в этом тоже не сомневаюсь. — Он улыбнулся ей. — Счастливого пути!

— Да не оставит вас мужество! — Алексия пошла было, но задержалась в дверях. — Может, хотите что-нибудь передать отцу?

Эрлсток сначала помотал головой, но тут же спохватился:

— Пожалуй, передайте. Скажите ему, чтобы ради блага народа он перестал наконец быть трусом.

Принцесса широко раскрыла глаза:

— Так и передать?

— Если вы смягчите мои слова, то он на них и внимания не обратит, — вздохнул Эрлсток. — Решит, что сказал их не я, а кто-то другой.

Сначала Алексия ехала впереди колонны беженцев, а потом перебралась поближе к авроланам. Солнце светило ярко. Ей было жарко в тяжелой кольчуге, надетой поверх стеганой куртки, но скидывать ее Алекс не собиралась: глупо было бы верить обещаниям Кайтрин не трогать колонну.

Все гражданское население покинуло крепость через маленькие южные ворота. Южный фланг войска Кайтрин отошел назад, чтобы дать им свободно пройти. Женщины и дети, которые могли идти, шли пешком. Многие тащили на себе тюки с одеждой, одеялами, рисом, сушеным мясом и вяленой рыбой. Так как многие из них были родом из Ориозы, то неудивительно, что они надели маски солдат, оставшихся в крепости, а солдаты смастерили себе взамен самодельные маски.

Алексия их понимала. Жителей Ориозы всегда можно было узнать по их маскам. Семьи благоговейно хранили маски родственников. Отдав беженцам маски жизни, солдаты Ориозы уходили вместе со своими семьями. Житель Ориозы без маски все равно что мертвец. Воины собирались дорого продать свою жизнь и уже числили себя среди погибших.