– Стоит мне уснуть, как ты убиваешь Дэвида снова и снова. У меня нет сил раз за разом смотреть, как умирает мой брат. Мы должны тебя остановить, пока ты снова не взялся за свое! – шипел Эмброуз.

Шериф протянул руку к собравшимся.

– У кого есть ствол – дайте сюда, – приказал он.

Охранник протянул шерифу пистолет. Мистер Хендерсон удерживал Кристофера за правую руку. Врач с сестрой Тэмми – за левую. Миссис Кайзер, изогнув позвоночник, словно хищница, поднималась из ящика. Эмброуз попятился, пробился сквозь толпу и присоединился к шерифу. Они загораживали спинами входную дверь. Все остальные стояли позади Кристофера. Шериф направил пистолет в его сторону.

– Ты сам напросился, – сказал он. – Сейчас все закончится.

С этими словами шериф передернул затвор и сделал четыре выстрела. Пули, просвистевшие мимо ушей Кристофера, сразили врача, сестру Тэмми, мистера Хендерсона и миссис Кайзер. Вся четверка повалилась к ногам толпы, отрезав путь к выходу. Шериф подхватил на руки Кристофера и выскочил с ним за дверь. Эмброуз мгновенно запер толпу в морге и, повернувшись к Кристоферу, бережно положил руку ему на плечо.

– Ну вот. Теперь надо поскорее тебя отсюда вытащить.

Сжавшись на заднем сиденье отцовского «Мерседеса», Мэри Кэтрин смотрела в окно. В городе было тихо. Дороги опустели. В витринах магазинов и окнах домов сверкали праздничные украшения. Но праздника не ощущалось. Всюду витала какая-то мрачность. На улице не было ни души. Издалека доносился запах пожарищ. Она хотела спросить, в чем причина, но родители, забрав ее из лечебницы, так и не проронили ни звука, и Мэри Кэтрин побоялась сказать что-нибудь не то.

– Приехали, – негромко сообщил отец.

«Мерседес» свернул на парковку.

Мэри Кэтрин загляделась на храм. Нынче он был особенно прекрасен. Оазис на фоне зловещего ночного неба. Да и Рождество у них в семье всегда было особенным праздником. Один день в году родители стряхивали напряжение. Мама пила красное вино. Отец пил хмельной «гоголь-моголь» и, размякнув, даже обнимал маму.

Их «Мерседес» остановился на постоянном месте.

– Пошли, – скомандовал отец.

– Но… – выдавила Мэри Кэтрин.

– Что еще? – взорвался отец.

Мэри Кэтрин хотела сказать, что ее привезли сюда в больничной рубахе. Хотела попросить хоть какую-нибудь пару обуви и пальто. Но побоялась раскачивать лодку и ответила одним словом:

– Ничего.

Все трое вышли из машины. Мэри Кэтрин брела следом за родителями. На парковке было холодно. Босые ноги ступали по грязной снежной жиже.

Мэри Кэтрин знала, что произошла какая-то чудовищная ошибка, но возвращаться в лечебницу не хотела. Она хотела одного: чтобы родители вновь ее полюбили. И всеми своими мыслями обратилась к храму. Вокруг царила тишина, хотя на парковке яблоку негде было упасть. Великолепные гирлянды радовали глаз. Ей вспомнилось, как в детстве она сочиняла истории про человечков, которые живут в цветных витражах. Это были ее воображаемые друзья.

Родители отворили церковную дверь.

Мэри Кэтрин заглянула внутрь. Церковь освещалась мягкими, теплыми огоньками свечей. Сюда, будто ко всенощной, стянулись все прихожане. Но люди не переговаривались. Не подпевали хору. И даже не преклоняли колени, чтобы помолиться.

Они попросту таращились на нее.

Мэри Кэтрин огляделась в поисках какого-нибудь дружелюбного лица. Она узнала своих бывших одноклассников из молодежного приходского клуба. В раннем детстве все эти ребята и их родители перезнакомились в Общинном католическом центре. Но теперь она общалась только с Дагом, который сейчас сидел на скамье рядом с Дебби Данэм. И держал ее за руку. В его лице появилось нечто странное. Как будто следы от иголочных уколов вокруг рта. Да и все здесь было чужим. Мэри Кэтрин невольно попятилась к выходу.

И наткнулась на кого-то спиной.

– Мэри Кэтрин, – окликнул чей-то голос.

Она обернулась и встретила милую улыбку миссис Рэдклифф, своей наставницы из Общинного католического центра.

– Ничего не бойся. Мы собрались, чтобы тебе помочь. Даже место для тебя приготовили, – указав рукой, проговорила миссис Рэдклифф.

Кивнув, Мэри Кэтрин выжала ответную улыбку. Она растерялась. А потому направилась к обычному месту их семьи во втором ряду.

– Нет. Не там, деточка, – остановила ее миссис Рэдклифф. – У алтаря.

Мэри Кэтрин обернулась к родителям, чтобы те подсказали, как ей быть. Отец хранил суровый вид. Мать нервно отводила глаза. Взяв Мэри Кэтрин за руку, миссис Рэдклифф мягко потянула ее к алтарю. У наставницы был жар: на коже поблескивали капельки пота.

– На колени, дитя мое, – приказала миссис Рэдклифф.

Мэри Кэтрин обернулась к матери, но та не решилась встретиться взглядом с дочкой.

– Прошу тебя, Мэри Кэтрин: преклони колени, – взмолилась мать.

Мэри Кэтрин повиновалась. Пропасть у нее внутри опустилась еще ниже. Кожа зудела.

– Хорошо, Мэри Кэтрин. А теперь… исповедуйся, – сказала миссис Рэдклифф.

Мэри Кэтрин стала подниматься с колен. Чтобы этого не допустить, миссис Рэдклифф положила ей на плечо пышущую жаром ладонь.

– Куда это ты собралась? – удивилась она.

– В исповедальню, – ответила Мэри Кэтрин.

– Нет. Прямо здесь, – потребовала миссис Рэдклифф.

– Ммм… будь по-вашему, миссис Рэдклифф… но где же отец Том? Он должен выслушать мою исповедь.

– Насчет отца Тома не волнуйся. Можешь исповедаться перед нами.

Мэри Кэтрин покивала. Ей грозила жуткая опасность. Подняв глаза, она остановила взгляд на прекрасной статуе распятого Иисуса, как делала каждое воскресенье, сколько себя помнила.

– Покайся, – мягко поторопила миссис Рэдклифф.

У Мэри Кэтрин в горле застрял ком. Пропасть внутри ширилась. Краем глаза она увидела, как миссис Рэдклифф подошла к боковому входу. Отворила дверь. На обледенелом тротуаре лежал отец Том. С многочисленными ножевыми ранениями. Над каждой раной, как над решеткой люка, поднимался пар.

– Кто отец, Мэри Кэтрин? – преспокойно спросила миссис Рэдклифф.

Она вырвала из рук отца Тома корзину для пожертвований. Вернулась. И пустила корзину по рядам.

– Я не знаю, кто отец, – ответила Мэри Кэтрин.

И повернулась к матери. Мать застыла от ужаса.

– Прошу, скажи им, Мэри Кэтрин, – взмолилась она.

– Я не могу сказать того, чего не знаю.

– Молю! Скажи им, кто отец!

– Не знаю. Я – девственница.

Обернувшись, Мэри Кэтрин увидела, как по храму плывет корзина для пожертвований, передаваемая из рук в руки. Но прихожане почему-то не спешили опускать туда деньги.