С Эдной О’Брайен Джеки тоже познакомилась сама. «В одном нью-йоркском театре репетировали мою пьесу о Вирджинии Вулф, – вспоминала Эдна. – И вот однажды во время репетиции ко мне подошел рабочий сцены и сказал: “Может, это телефонный розыгрыш, но вас спрашивает Джеки Онассис”. Я иду к телефону и конечно же слышу голос Джеки; она говорит: “У вас найдется время встретиться со мной?” – и приглашает на ужин. Она умела дружить. Помню, у меня вышла книга “Времена и приливы” (Time and Tide), которую многие критики разругали, а она написала мне: “Читаю твою душераздирающую книгу и не могу оторваться. Это как удар в солнечное сплетение. Такую книгу невозможно выбросить из головы”. Потом она говорила, что не читала ничего более впечатляющего о боли и любви к детям, а ведь она любила своих детей. Да-да, искренне любила и знала, что я тоже люблю детей. Она могла… могла быть отчужденной, обдать человека ледяным холодом, но была способна и на по-детски беззаветную любовь… В этом смысле она как личность просто завораживала».

Позднее Эдна писала о подруге: «Многие ее качества – пылкий энтузиазм, некоторое вечернее легкомыслие и любовь к нарядам – открывали в ней вечного ребенка. Но барьеры, какие она возвела вокруг себя, выдают женщину, изначально стремившуюся к самосохранению». Эпизоды из прошлого, ранившие ее, старые обиды и ревность, мучительный развод родителей и отношения с ними – все это было погребено «во льдах». Ей казалось, быть откровенной – все равно что «показывать рану». Психологически она научила себя не расклеиваться. «Главным для нее было держать дистанцию, – писала О’Брайен, – причем не только от окружающих, но и от многого в самой себе. Вот это и создавало непостижимую ауру. Ее загадка в том, что она и для самой себя оставалась загадкой. Застряла в пространстве между инженю и императрицей, между невинностью и суетностью».

Суетность была для Джеки щитом и личиной. В июне 1988 года она стала бабушкой – у нее появилась внучка, Роуз Шлоссберг, широко расставленными глазами и темными волосами очень походившая на нее самое. В ответ на новый статус и в преддверии своего шестидесятилетия Джеки решилась сделать подтяжку лица. Она уже отошла от сексуальной роскоши нарядов Valentino, переключившись на сдержанный стиль Carolina Herrera, и сменила своего давнего парикмахера Кеннета, столько сделавшего для формирования имиджа «Джеки». Теперь она стриглась у молодого Томаса Моррисси, который с изрядным скандалом открыл свой салон, о чем сообщила New York Times в статье «Салонные войны». Джеки сидела на диете, занималась бегом, йогой, ходила на иглоукалывание, как и все жители Нью-Йорка, кто мог себе это позволить. Посещала она и психоаналитика, но, как сказал один из ее друзей, «внутренняя и внешняя жизнь не всегда совпадают», так что, при всей внешней удовлетворенности, Джеки, вероятно, так и не сумела вполне разрешить свои внутренние проблемы. Они остались с нею как ее «сердце тьмы». «Ее жизнь видится мне этакой волшебной сказкой, где среди яркой красоты гнездится темная тень трагедии, – говорила Эдна О’Брайен. – И так оно и было».

«Несколько лет назад, – рассказывал Рейнальдо Эррера, – в задушевном разговоре, какие порой происходят между людьми, я допустил грубейшую ошибку, сказав: “Джеки, знаешь, ты просто замечательная мать”. Она ужасно возмутилась: “Даже у самого страшного преступника хорошая мать, наверняка. Едва ли не оскорбление – называть меня хорошей матерью. Это дети у меня замечательные”».

В мае 1988-го, за месяц до рождения Роуз, Каролина закончила юридический факультет Колумбийского университета, после чего с первой попытки сдала адвокатские экзамены. Ей исполнилось тридцать, и она стала красавицей, причем определенно пошла в Кеннеди, а не в Бувье. Каролина не хотела становиться светской звездой, как Джеки, поэтому в квартире Шлоссбергов на Парк-авеню не работали дорогие декораторы, за отделку, как и за все остальное, отвечал муж. Семья Шлоссберг проводила каникулы на Лонг-Айленде и редко наведывалась на Мартас-Винъярд. В соавторстве с однокурсницей, Эллен Олдерман, Каролина писала книгу, посвященную Биллю о правах. Книга вышла в начале 1991 года, когда Каролина успела второй раз стать матерью, родив дочь Татьяну. Она была президентом фонда Библиотеки Кеннеди и относилась к этому со всей серьезностью.

Чтобы рекламировать книгу, Каролине пришлось выйти из уединения и отправиться с соавтором в турне, во время которого она давала интервью, хотя терпеть этого не могла. 1 июня 1992 года Каролина напечатала в Newsweek пламенную статью под заголовком «Наследие моего отца»:

29 мая моему отцу исполнилось бы 75 лет. Быть может, потому, что его нет с нами, я в последнее время много размышляла, что́ для него было важно и как нам восполнить потерю, ведь мы и сейчас очень по нем тоскуем. Много лет я не хотела обсуждать это публично. И теперь не хочу. Но порой меня тревожит, что важный завет его жизни остается незамеченным…

…В последнее время мне казалось, что все, что я помню об отце, что рассказали мне другие и что, как я знаю, чистая правда, отброшено за ненадобностью. Его имя эксплуатируется способом, оскорбительным для него и его президентства, и это вредит всем людям, что трудятся ныне на благо родной страны… Молодые люди уже не помнят моего отца и тот идеализм и энтузиазм служения обществу, каким он заражал нацию. Вот этот завет его жизни находится сейчас под угрозой… Мой отец верил, что политика не просто благородное дело, но и лучший способ решить наши общие проблемы.

Именно поэтому, по словам Каролины, семья учредила специальную награду политикам, которые демонстрируют выдающиеся примеры политического мужества. Каролина страстно хотела напомнить людям, что ее отец был идеалом служения обществу: «Американцы шли добровольцами в Корпус мира, работали в гетто, шли на государственную службу, потому что он просил их отдать что-то взамен своей стране…»

Теперь скорее Каролина, а не Джеки была хранительницей Вечного огня, она с высоко поднятой головой выдержала все истории о скандалах, все попытки очернить отца и сумела сохранить память о наследии Кеннеди. Каролина вместе с любимой тетей Юнис и старшей кузиной Кэтлин Кеннеди Таунсенд демонстрировала лучшую, идеалистическую сторону Кеннеди и силу женщин Кеннеди. Джеки гордилась ею. 19 января 1993 года она стала бабушкой в третий раз – у Каролины родился сын, Джон Бувье Кеннеди Шлоссберг.

Джон-младший работал в офисе окружного прокурора, встречался и разговаривал с обитателями бедных кварталов Нью-Йорка. Но он был сыном Джона Кеннеди, а не Бобби, и благодаря матери не стал соперничать с кузенами, которые отчаянно стремились достичь в жизни отцовских высот. Его не привлекали ни юриспруденция, ни серьезная политика. В 1993 году у него мало-помалу созрела мысль заняться журналистикой, которая всегда манила отца. «Когда Джон понял, что готов покинуть офис окружного прокурора, – вспоминал Джо Армстронг, – Джеки попросила меня встретиться с ним и поговорить о его планах на будущее. Джеки нравилось, что сын открыт миру, любознателен и любит приключения, но, отождествляя себя с сыном, который любил жизнь и обладал добрым нравом, не переставала и беспокоиться о нем. Понимала, что потенциально в нем есть лидерские качества, но он относился к этому с подкупающей беспечностью. Джон должен был идти своим путем, сам что-то делать, а Джеки всегда работала за кулисами, пыталась что-то подтолкнуть, подать какие-то идеи, предоставить выбор». Впрочем, Джону так и не удалось до конца убедить ее, что общественно-политический журнал George, который он основал в сентябре 1995 года, окажется успешным проектом.