Впрочем, пока дела шли даже лучше, чем надеялся Тоби. Пол-Человека все-таки выполнил его просьбу и не держался, как обычно, в тени, а стоял на виду, в первых рядах. Правда, он все время молчал и ничего не делал, но само по себе появление Пол-Человека на публике стало в последние годы событием выдающимся. Убеждая его, Тоби потратил почти столько же энергии, сколько ему понадобилось на то, чтобы уговорить Флинна не надевать сегодня свое лучшее вечернее платье. Чего не сделаешь ради высокого рейтинга.

Вольфы стояли впереди всех, под руку со своими супругами. Все четверо улыбались, кивали и изображали дружную семью. Хоть премию им давай за артистизм. Правда, чувствовалась в них какая-то напряженность, но это было вполне естественно и почти незаметно. Тоби обратил внимание, что все Вольфы украдкой поглядывают на часы. Может, тоже ждут не дождутся казней? Тоби незаметно улыбнулся. Они еще не знают, какой сюрприз он им приготовил. Никто не знал о его намерении обратиться к императрице.

Церковные войска и охранники всю церемонию отстояли по стойке «смирно». Красивое зрелище. Некоторые из них, правда, хлопнулись в обморок от жары, но публике это даже должно понравиться. Во-первых, это хороший театральный эффект, а во-вторых, люди проникаются симпатией к несчастным солдатам. Сначала Тоби даже хотел подкупить несколько солдат, чтобы те притворились, будто потеряли сознание, но потом решил, что жара сделает все за него. И не ошибся. Пленники были похожи на закованных в цепи зверей. Наверняка это было подстроено. Вольфы никогда не упускали возможности сделать хороший рекламный ход.

Дэниэл Вольф шагнул вперед, чтобы произнести заключительную речь. Он читал ее со специального экрана. Деревянный чурбан и то сделал бы это выразительнее. Флинн пододвинулся поближе, чтобы показать крупным планом голову и плечи Дэниэла и скрыть тот факт, что руки у него немного дрожат. Тоби внимательно слушал, кивая в особо удачных местах. Хорошая речь. Почти не хуже, чем те, что он сам писал когда-то для Грегора Шрека. Он перевел взгляд на приоткрытые ворота фабрики. Оттуда, с гигантского стапеля, вот-вот сойдет уродливая махина новейшего космического двигателя. Тоби позволил себе просиять от удовольствия. После столь блестящей работы он сможет сам выбирать себе материалы по вкусу. Сегодняшний спектакль станет достойным завершением серии репортажей о Техносе III. Жаль только, что в нем нет элемента истинной драмы.

Джек Рэндом и Руби Джорни, не узнаваемые в своих иезуитских рясах с надвинутыми на глаза капюшонами, без труда миновали все скрытые камеры и немногочисленные караулы. Большинство стражников и не пыталось заступить им дорогу. Хочешь получить епитимью на все выходные — поспорь с иезуитом. Рэндом бормотал себе под нос что-то вроде благословений — по крайней мере он надеялся, что слова его звучат похоже, — и проходил дальше, не поднимая головы. На всякий случай он старался перекрестить все, что хотя бы отдаленно напоминало ему человеческое существо. Рэндом обожал подобные мистификации. Они помогали ему раскрыть в себе несостоявшегося актера. Иногда Рэндом даже думал, что жизнь профессионального мятежника была для него просто большой ролью. Руби тащилась за ним, стараясь не хвататься за оружие и не сбиваться на привычный для себя широкий шаг. В каком-то смысле Руби тоже лицедействовала. В нормальной ситуации она ни за что бы не вела себя так тихо. Несмотря на свою любовь, Рэндом понимал, что Руби — не из тех натур, которые принято называть «многосторонними». В жизни для нее существовали только добыча, враги и сексуальные партнеры. Как поступать с тем, что не относится к этим трем категориям, она просто не знала.

Они наконец-то добрались до восточного входа, за которым и происходила церемония, и тут дорогу им загородил квадратный, как шкаф, солдат-церковник в доспехах и с мечом в руках. Парень явно не собирался упускать возможность покомандовать теми, кто в нормальной ситуации сам отдавал приказы. Рэндом дважды перекрестил его, но это не помогло.

— Простите, святой отец. У меня приказ, вы же знаете. После начала церемонии не пропускать никого. Придется вам вернуться и посмотреть весь спектакль по визору.

Рэндом знаком приказал ему пододвинуться поближе. Солдат послушно пригнулся. Когда голова его оказалась на уровне опущенного капюшона Рэндома, тот торжественно произнес:

— А знаешь ли ты, сын мой, что такое тайное рукопожатие иезуитов?

Он внезапно выбросил руку вперед, вцепился стражнику в мошонку и изо всех сил стиснул пальцы. У бедняги глаза на лоб полезли. Он разинул рот, чтобы закричать, но не смог выдавить из себя ни звука и с грохотом рухнул на колени. Руби стащила с головы солдата шлем и деловито оглушила его прикладом. Рэндом торжественно осенил крестом неподвижное тело.

— Я бы мог стать главой ордена иезуитов, — мечтательно произнес он.

Они с Руби с беззаботным видом вышли наружу и присоединились к собравшимся. Кассар бросил на опоздавших испепеляющий взгляд, но промолчал. Все остальные сделали вид, что ничего не заметили. Дэниэл Вольф все еще не закончил свою речь. Читал он отвратительно. Рэндом незаметно перевел взгляд на ожидающих казни пленников и нахмурился, заметив цепи. Толстые, тяжелые цепи с массивными замками, которые можно вскрыть разве что с помощью дисраптера. Лицо Рэндома стало совсем мрачным. Про цепи ему никто не рассказывал.

По другую сторону толпы Тоби Шрек тоже разглядывал пленников, отмечая про себя некоторые детали. Он видел засохшую кровь и следы недавних побоев. Били всех, даже детей. Глаза приговоренных остекленели от большого количества наркотиков, которыми их напичкали. Так было спокойнее. Правда, пленники должны были стоять на ногах — иначе казнь вышла бы неинтересной. Внезапно Дэниэл замолчал, так и не докончив речи. Тоби нахмурился и завертел головой, пытаясь понять, что случилось. Оказывается, сломался экран подсказки. Стефания бросила на Тоби многозначительный взгляд, и тот жестом велел Флинну выключить камеру. Лучше списать эту паузу на технические неполадки, чем позволить Дэниэлу Вольфу выглядеть идиотом, который даже не удосужился выучить собственную речь. Да и расположение Стефании может впоследствии пригодиться. Флинн подошел к Тоби, и оба снова уставились на пленников.

— Не могу поверить, что они хотят убить и детей тоже, — сказал Флинн. — Как бы мне хотелось им помочь! Но сделать ничего нельзя.

— Можно, — тихонько сказал Тоби. — Когда Дэниэл наконец дожует свою речь, я обращусь прямо к императрице и попрошу ее проявить милосердие к детям.

— Отчаянный вы человек, шеф. Но ничего из вашей затеи не выйдет. Казнь слишком нужна Кассару — особенно после поражения под землей. Он скажет, что это дело находится в компетенции церкви. А с церковью никто связываться не захочет, если он, конечно, не самоубийца. Возможно, он еще и вас казнит. Нет, босс, мы с вами можем только заснять эту казнь и надеяться, что публике она не понравится. Может, тогда Кассару запретят поступать так впредь. Но на самом деле я бы не стал на это рассчитывать. В наше время публика обожает кровавые зрелища.

— Я и сам был заядлым болельщиком, — возразил Тоби. — У меня даже место было постоянное на Арене, в первых рядах. Но это другое дело. Даже у гладиаторов есть хотя бы теоретическая возможность победить. Эта казнь — убийство в чистом виде. А крови я здесь и так уже насмотрелся. Знаешь, Флинн, я всегда был далек от политики, но…