При этой встрече, после подробного доклада командующего фронтом Ф. И. Толбухина о плане проведения операции, К. Е. Ворошилов сразу же поставил перед ним вопрос, достаточно ли хорошо знает он и его штаб противника, с которым придется иметь дело, и уверен ли он, что имеющимися силами фронт сможет выполнить поставленные задачи. При этом он сослался на то, что он с войсками Отдельной Приморской армии на керченском направлении, имевшими значительное превосходство в силах над противником, многократно пытались прорвать оборону врага, но успеха не имели.

– Уверен, что и вам, – закончил Климент Ефремович, – с вашими силами не удастся это, и вы подведете Ставку.

После такого выступления авторитетнейшего маршала Ф. И. Толбухин заколебался, заколебался и его начальник штаба С. С. Бирюзов, заявляя, что, конечно, силенок маловато и было бы куда лучше, если бы их добавили. Меня это встревожило, и я напомнил командованию фронта, что все расчеты, на которых строился утвержденный Ставкой план операции, исходили не только от меня, но и, прежде всего, от них, и что при представлении этого плана в Ставку, да и по сей день, уверенность в успехе операции была полная.

– Чем же объяснить изменение вашего отношения к плану операции?

В ответ К. Е. Ворошилов заявил, что вводить в заблуждение Ставку он не позволит, и считает своим долгом доложить Ставке о своих сомнениях и сомнениях командования фронтом. После этого он предложил мне присоединиться к его мнению. Я заявил, что сомнения в успехе операции считаю совершенно необоснованными и напрасными, и ставить о них в известность Ставку и просить у нее дополнительные силы не буду. Заявил и о том, что если Ф. И. Толбухин отказывается от ранее принятого нами решения на проведение операции, то я готов прямо отсюда доложить Ставке об этом, и просить не изменять утвержденного плана операции и сроков для ее проведения, и возложить на меня непосредственное ее проведение, и командование войсками 4-го Украинского фронта. Такое заявление подействовало не только на Ф. И. Толбухина, но и на К. Е. Ворошилова. Он сказал, что не будет вмешиваться в действия 4-го Украинского фронта, а выскажет свои опасения в примечании к нашему донесению в Ставку, хотя и от этого потом отказался.

Что касается сроков проведения операции по освобождению Крыма, то решили просить разрешения Ставки начать ее войсками 4-го Украинского фронта на Перекопе и Сиваше 5 апреля, а на керченском направлении, по настойчивой просьбе Климента Ефремовича, через 2–3 дня после этого, то есть после того, как войска 51-й армии возьмут Джанкой и будут развивать наступление на Симферополь.

Операция по освобождению Крыма, как известно, была осуществлена успешно.

Еще раз считаю возможным заметить, что подобная практика, когда начальник Генерального штаба значительную часть времени находился на фронте в роли представителя Ставки, может, и не является лучшей формой его деятельности, но я не решусь ее осуждать. В тех конкретных условиях, как я уже и говорил, это, видимо, было неизбежно и способствовало конкретному оперативному руководству военными действиями со стороны Верховного Главнокомандования.

Генеральный штаб за годы войны проделал огромную работу, причем особенно она была плодотворной в период наступательных действий Вооруженных Сил СССР. Но прежде чем стать эффективным оперативным органом Верховного Главнокомандования, он прошел путь поисков своего места в стратегическом руководстве, своей организационной структуры, методов своей работы.

Мне приходилось слышать, что эти вопросы в предвоенные годы не были достаточно глубоко решены, а потому-де, как только страна вступила в войну, Генштаб был вынужден перестраиваться.

В принципе, полагаю, нет ничего необычного в том, что с началом войны Генеральный штаб, в какой-то мере, перестраивается, ищет более совершенные структуру и методы своей деятельности, Как бы ни была глубоко продумана его работа в мирное время, война неизбежно заставляет вносить те или другие изменения. Это объективно необходимые изменения, идущие на пользу делу.

Как только началась война, существовавшие в Генеральном штабе отделы Северо-Западный, Западный, Юго-Западный, Ближневосточный и Дальневосточный были упразднены и взамен них созданы направления по числу фронтов. Этой реорганизации требовали интересы руководства вооруженной борьбой.

Принес также пользу созданный, хотя и временно, институт представителей Генерального штаба на фронтах, в армиях, отдельных корпусах и дивизиях.

Но поскольку война вначале пошла не так, как хотелось бы, поиски лучшей организационной структуры иногда велись поспешно и были не совсем оправданы. Опыт показал, что можно было бы не идти на создание, с независимыми от Генштаба функциями, Главного управления формирования и укомплектования войск, а также, на передачу Управления военных сообщений в Главное управление тыла Вооруженных Сил. Генштаб после этих введений смог больше времени уделять решению оперативно-стратегических вопросов. Но сразу же возникли организационные трудности. То, что за Генштабом были оставлены функции контроля за этими управлениями, оказалось недостаточным для решения по существу задач формирования и укомплектования войск и организации перевозов.

Дело в том, что план организационных мероприятий и укомплектования непременно должен быть увязан с оперативными задачами Вооруженных Сил и удовлетворять тем требованиям, которые предъявляет к организации и вооружению войск современный бой, а так как всеми этими данными в полной мере мог располагать только Генеральный штаб, следовательно, и разрабатываться этот план мог не где-либо, а только в Генштабе. Еще сложнее обстояло с военными сообщениями, потому что план объема и направления перевозок, и особенно оперативных, мог готовиться только в Генеральном штабе. Перед Московской битвой начальник тыла А. В. Хрулев с работниками Наркомата путей сообщения сидели у меня в кабинете, и, вместе с работниками Генштаба, составляли план перевозок резервов оружия, боевой техники, боеприпасов, и т. д. И так случалось каждый раз, когда приступали к подготовке очередной операции.

В годы войны трудно и практически неоправданно отделять от Генштаба как организационно-мобилизационную работу, так и военные сообщения. Поэтому уже в 1943–1944 годах, когда был накоплен достаточный опыт стратегического руководства, они вновь стали составными частями аппарата Генерального штаба. И. В. Сталин легко дал согласие на возвращение к той структуре Генерального штаба, которая в принципе была разработана в предвоенные годы и с которой мы встретили войну.

Бывало и так, что ненужность новых введений становилась очевидной почти сразу же. В первые дни войны по указанию Сталина был образован институт советников начальника Генерального штаба на положении его внештатных заместителей. Их было шесть. Для такой роли подобрали подготовленных и авторитетных военачальников. Они самым серьезным образом отнеслись к своему назначению и горели искренним желанием помочь Генеральному штабу. Но на практике получалось так, что приходит тот или другой советник к начальнику Генштаба, усядется и начинает высказывать, что, по его мнению, делается неверно и что нужно делать, как организовать работу Генштаба и управление войсками. Советники не несли ответственности ни за работу Генштаба, ни за деятельность командования фронтов, ни за состояние войск. Пришлось отказаться от такого института.