Какие уста изобразят рай? Какой язык опишет славу его? Какой ум составит в себе подобие лепоты его? Сокровенное лоно его недоступно созерцанию. Поэтому с удивлением буду взирать на одно видимое, на одно внешнее – и это покажет мне, сколь далек я от сокровенного.

Благорастворен воздух, окружающий рай извне; вблизи его каждый месяц благорастворен: пасмурный шеват там ясен, как ияр; холодный и бурный конун плодоносен там, как ав; зирон подобен нисану, палящий фомуз – росоносному тисри[55].

И самые угрюмые месяцы цветут там роскошной приятностью, потому что приятен воздух в соседстве с Эдемом. Всякий месяц рассыпает цветы вокруг рая, чтобы во всякое время готов был венец из цветов, которым бы увенчать ему хотя стопы рая, если недостоин увенчать его главу.

Бурным месяцам с их ветрами нет доступа в рай, где господствуют мир и тишина. Если уже и в том воздухе, который окрест рая, побеждаются бури самых бурных месяцев, то могут ли они коснуться благословенного воздуха, который небесным своим дыханием делает людей бессмертными?

Неиссякаемый льется там поток произведений каждого месяца, и каждый из них приносит плоды свои вскоре за цветами. Kипят там усладительные источники вина, меда, млека и масла. Один конун (декабрь) производит стебель, а другой (январь) – колос, и шеват похищает его украшение, принося уже снопы.

На четыре порядка разделены там все месяцы. В третий месяц поспевают первенцы плодов, в шестой – плоды тучные, в девятый – плоды твердые, и, наконец, венцом лета бывают благоухающие злаки и плоды, услаждающие вкус.

С переменами луны изменяется цветение. В начале луны раскрываются недра ветвей, в полнолуние полнеют и расширяются во все стороны, с ущербом снова свертываются, а при конце опадают; при начале же новой луны дают новые отпрыски. Луна – ключ от их недр: и отверзает, и замыкает их.

В раю плоды и цветы особенным образом составляют особенные сокровища, еще более разнообразные взаимным их смешением. Пусть оба цветка близки друг к другу и каждый имеет свой цвет; если они соединены между собой, то дают новый цвет, а если плоды их соединены, то производят новую красоту, и листья у них получают уже новый вид.

Плодоносие райских деревьев подобно непрерывной цепи. Если собраны и опали первые плоды, появляются за ними вторые и третьи. Кто когда-либо видел, чтобы поздний плод держался как бы за пяту первых плодов, подобно тому младенцу, который держался за пяту старшего брата?

Плоды райские один за другим следуют и произрастают, подобно непрерывному рождению людей. Между людьми есть старцы, люди среднего возраста, юноши, младенцы, уже родившиеся, и младенцы, зачатые в утробе, которым должно еще родиться. Так плоды райские следуют один за другим и появляются подобно постоянному преемству человеческого рода.

Река человечества течет во всех возрастах: есть старцы, юноши, отроки, дети, младенцы, питающиеся материнским молоком и носимые в материнской утробе. Так родятся и плоды: есть первенцы, есть и последние, – повсюду волны плодов и обилие цветов.

Блажен грешник, который обретает помилование в нашей стране и удостаивается быть принятым в окрестности рая, чтобы, по благодати, пастись ему хотя вне рая (3).

Райский воздух есть источник наслаждения, им упитывался Адам в своей юности, веяние его новосозданному Адаму служило как бы материнскими сосцами; он был юн, прекрасен и весел. Но как скоро пренебрег заповедь, сделался печальным, и старым, и немощным, понес на себе старость, как трудное бремя.

В благословенной стране блаженства нет ни вредоносного холода, ни палящего зноя. Там пристань радостей, там собрание всяких утех, там обитель света и веселья, там раздаются повсюду звуки гуслей и цевниц, слышны всей Церковью воспеваемые осанна и аллилуиа.

Вместо ограды окрест рая – всеобвеселяющий покой, вместо стен и преградия – всеумиротворяющий мир. Херувим, стерегущий рай, приветлив к блаженным, обитающим там, и грозен для отверженных, которые вне его. Что слышишь о чистом и святом рае, все то чисто и духовно.

Кто слушает описание рая, тот не может судить о нем, потому что описание это не подлежит суду. По наименованиям рая можно подумать, что он земный, по силе же своей он духовен и чист. И у духов имена одинаковы, но святой отличается от нечистого. Кто говорит, тот кроме имен, взятых с предметов видимых, ничем иным не может перед слушающими изобразить невидимого.

Если бы Сам Творец Эдемского сада не облек величия его именами, заимствованными от нашей страны, то как изобразили бы его наши уподобления? Если человек останавливается на одних именах, которые Божие величие употребило для изображения Эдема, то самими именованиями, которые употреблены для нас, стесняет он достоинство Эдема и унижает Благость, Kоторая высоту Свою преклонила к нашему младенчеству, а поскольку человеческая природа далека от разумения Эдема, облекла его в образы, чтобы возвести к первообразу.