Ренфрау распахнул дверь тихой комнаты, за которой обнаружились любители подслушивать.

– Вот некоторые из тех, ваше высочество, чьи имена следует запомнить.

В тот же день Ренфрау бесследно исчез из Альтен-Вайнберга, хотя с десяток людей, которые непременно желали с ним повстречаться, искали его изо всех сил.

Появился он только через восемь дней. Элспет тут же отвела его в тихую комнату, хотя на этот раз Ренфрау вроде бы не собирался ничего особенно скрывать – разве что тот факт, что он успел побывать в разных уголках Фиральдии и принял участие в нескольких сражениях, определив тем самым их исход. Этот хитроумный злодей, патриарший главнокомандующий, дважды заманил эрцгерцога в ловушку, и дважды войска имперцев могли понести серьезные потери. Но тут героически вмешался Феррис Ренфрау.

– Та часть коллегии, что поддерживает Безмятежного, активно участвует в событиях.

– Подобного не случалось уже давно, – отозвалась Элспет.

– Больше века. Но нынче все разделились на противоборствующие лагеря, почти как во времена раскола, после которого появился вискесментский патриархат. Когда ваша сестра обратилась против Безмятежного, многим представилась возможность выпустить пар.

Элспет отпила чай. На этот раз она велела не подавать кофе и все надеялась, что Ренфрау заметит это выражение немилости.

– Я навестил войско, подтягивающееся с юга. Больше разговоров, чем дела. Шестнадцать сотен – рыцари, десятники, сквайры и пехотинцы, да еще свита в несколько тысяч прилипал. Бойцы опытные. Когда они примкнут к Предводителю Войска Праведных, с юга Броту будет угрожать серьезная опасность. Они отрежут город с той стороны, а эрцгерцог – с севера. Адмирал фон Тайр в конце концов пересечет Монте-Сисмонду (лучше поздно, чем никогда) и перекроет подходы с востока. Плохо, что не участвуют торговые республики, – могли бы запереть Терагай и отрезать вечный город еще и от моря.

– Хм…

– Да, я видел Предводителя Войска Праведных, хотя и не собирался – хотел лишь навестить вашу сестру. И навестил. Но Хект меня заметил, и кое-кто из его окружения тоже.

– И?

– Кажется, у него все хорошо. А вот у вашей сестры не очень. Ее приближенные и телохранители из сил выбиваются, буквально в плену ее держат, чтобы она не навредила себе и империи. Но они борются лишь с симптомами, а не с самим недугом.

– У Катрин с самого детства дурной характер. И это никак не связано с тем, что происходит вокруг, она просто вздорная.

– Это никак не связано и с ее разумом.

– Что?

Элспет посмотрела налево – ей померещилось какое-то движение, но ничего не увидела.

– У Катрин действительно беда, но виноваты тут не ее разум или душа.

– Она одержима?

– Катрин и сама об этом думала, но одержима она своим собственным телом. С ним что-то не так.

– Существует недуг, лишающий рассудка?

– Существует, и не один. Антониев огонь – обычное дело.

– Но его ведь вызывает гнилое зерно?

– Рожь становится ядовитой, когда плесневеет. Но в нашем случае яд вырабатывает само тело Катрин. Недуг этот семейный.

– И меня может настичь безумие?..

– Катрин получила его в наследство со стороны матери. Один из ее дедушек умер от этой болезни. Тот приступ сумасшествия тянулся невероятно долго: шестнадцать лет его держали взаперти. Его сестра умерла от болезни в младенчестве. Были и другие случаи. Раз в несколько поколений болезнь дает о себе знать, и это продолжается вот уже сотни лет.

– Может, именно поэтому все дети Катрин погибают до рождения? – осенило Элспет.

– Может. Или же две неудачные беременности ускорили течение болезни. Какое расстройство – с политической точки зрения! Куда как занимательнее обвинять неведомых злодеев в пагубном колдовстве.

– Но… – И снова Элспет что-то заметила краем глаза и ничего не увидела, когда обернулась. – Но у Катрин столько дядюшек – братья ее матери. Из их родни никто ведь не страдает от безумия.

– Просто мы не знаем. Маченские владыки никому не рассказывают о своем тяжком бремени.

– Даже если все это правда, что это меняет для меня?

– Прежде всего, помните: закончились времена, когда Катрин испытывала просто внезапные и не слишком сильные перепады настроения, недуг будет постоянно туманить ее разум. Если это вовремя не понять и не принять меры, она может причинить большой вред. Огромный вред. В последнее время императрица действует нерационально, хотя благодаря отчаянной смелости ей все пока удавалось.

– У нее для этого есть Предводитель Войска Праведных. Но что я могу поделать? Не стану я плести заговоры против сестры.

– Обсудите это с ее дядюшками, когда они по дороге на войну проедут через столицу. Сошлитесь на меня. Они вас послушают. Прежде чем что-то предпринимать, следует заручиться их поддержкой.

– Проклятие! Что тут творится? – воскликнула Элспет и показала пальцем.

Только что в углу слева она снова уловила движение. Прямо перед ней из трещины у самого пола выползла струйка черного дыма.

Ренфрау выругался:

– А я-то расслабился и решил, что раз уехал ненадолго, так и с тихой комнатой уже ничего не приключится. Вот вам, принцесса, урок: расслабляться нельзя никогда.

Ренфрау выпустил уцелевших летающих червячков. Они уже успели оправиться и теперь набросились на струйку дыма и пожрали ее.

– Никогда нельзя расслабляться, – повторил потрясенный Ренфрау.

В комнате внезапно появился еще один человек. Человек в коричневом одеянии.

Элспет показалось, что она его уже видела – где-то рядом с Пайпером Хектом. Незнакомец чуть поклонился, весело улыбнулся и сказал Феррису Ренфрау:

– Братец Лестер, пора за работу. Пока ты тут развлекаешься, в Небесной Крепости все заждались.

Казалось, оторопевший Ренфрау не находит слов. Его испуг потряс Элспет: как должен быть ужасен этот человек, если оробел сам Феррис Ренфрау.

– Позволь уж мне, братец Темагат, – сказал человек в коричневом, протягивая руку. – По-твоему слишком медленно выходит.

И Ренфрау позволил незнакомцу ухватить себя за руку.

– Считайте от десяти до одного, – велел незваный гость и посмотрел Элспет прямо в глаза. – Пайпер передавал, что целует и обнимает.

В следующий миг он повернулся и исчез вместе с Ренфрау.

Феррис не успел забрать своих летающих червячков, и Элспет оставила их караулить в тихой комнате, а сама вышла, подмечая всех, кто ошивался поблизости и, возможно, шпионил.

Целует и обнимает? Наследная принцесса вздрогнула. Она была на седьмом небе от счастья, но в то же время чувствовала себя глупо, будто тринадцатилетняя крестьянская девица, у которой похвалили наметившуюся грудь.