– Я не мог. Я мог только тренировать ее.

– За это тебя стоит поблагодарить, – заметил Никтос, хотя я уже знала, что этого не будет. – Но ты же Арей. Тебе нельзя вмешиваться в судьбу.

– Он и не вмешивался, – улыбнулась Пенеллаф.

Никтос бросил на нее недоверчивый взгляд.

– Формально – нет, – добавила она.

– Я никогда не вмешивался напрямую, – сказал сир Холланд. Пора прекратить думать о нем как о рыцаре, когда он, по сути, бог. – Вот почему я не мог сказать, кто я или что Гниль не имеет отношения к сделке. Иначе это бы расценивалось как вмешательство. Я и так зашел слишком далеко, когда дал тебе чай.

– Ты зашел слишком далеко уже тем, что находился рядом с ней. Так что это сильно смахивает на игру словами. – Никтос сложил руки на груди. – Эмбрису было известно об этом? О твоем участии?

Мое сердце забилось быстрее. Вот почему Никтос был не в восторге от этого открытия. Если Первозданный Эмбрис знал, то мог рассказать обо мне Колису.

– Если бы я в самом деле вмешивался, он бы узнал. Но ему сейчас ничего не известно о сделке и о том, от кого исходит сила.

– Погодите. Как такое возможно? – спросила я, осознав кое-что. – Если Арей служат при его дворе, почему Эмбрис не знал о сделке, обо всем?

– Потому что Арей не служат Эмбрису. Они просто живут там, – объяснил Никтос, наклонившись так, что коснулся моей руки. – Судьбы не отчитываются ни перед кем из Первозданных.

– Если только мы не переходим через грань, – уточнил Холланд. – Тем, что вмешиваемся напрямую.

Должна была согласиться с Никтосом насчет игры словами, но у меня возник более важный вопрос.

– Почему ты вообще в этом участвовал? Ты так долго был со мной. Столько лет…

Неужели у него нет семьи? Друзей? Близких, по которым он скучал? Или он уходил и возвращался?

– Это было долго, – заговорила Пенеллаф. – Это были очень долгие годы.

– Я участвовал, потому что знал, что так надо. Нелегко было уходить так часто и надолго, но это важнее меня. Важнее всех нас. – Холланд прислонился к колонне и поднял взгляд на Никтоса. – Я участвовал, потому что знал твоего отца. Когда он был истинным Первозданным Жизни. Я считал его другом.

Я посмотрела на Никтоса, но по его лицу ничего нельзя было понять.

– Тебе было известно, что с ним должно было случиться? – спросил он.

Холланд покачал головой.

– Нет. Арей не могут видеть судьбу Первозданных. – В его голосе прозвучало горе. – Если бы увидел, то не стоял бы сейчас здесь. Я не… не думаю, что мог бы сидеть и ничего не делать.

Я сдвинула брови.

– Ты бы вмешался? Каким бы стало наказание?

– Смерть, – ответил Никтос. – Окончательная.

Я перевела взгляд на него и содрогнулась. Во мне поднялся страх.

– Это ничего, что ты здесь?

Я ощутила, как пальцы Никтоса коснулись моих. Меня это удивило, но мягкий гул от контакта успокаивал.

– Тебе не нужно уйти?

– Арей никак не могут вмешаться в твою судьбу, – сообщила Пенеллаф. – Больше не могут.

Ее слова прозвучали как предзнаменование, и я похолодела.

– Тогда ты знаешь, зачем мы тебя позвали. Можешь сказать, почему мой отец это сделал? – спросил Никтос. – Почему вложил такую силу в смертный род, что надеялся этим достигнуть?

– Лучше спроси, что именно сделал твой отец, – возразил Холланд. – Как ты знаешь, он был истинным Первозданным Жизни. Колис не мог забрать все. Это было невозможно. В Эйтосе все еще оставались искры жизни, как и в Колисе – искры смерти. И при твоем зачатии часть этой силы перешла в тебя. Всего лишь ее проблеск, не такой мощный, как искра, оставшаяся в твоем отце, но довольно существенный.

Никтос покачал головой.

– Нет. У меня никогда не было этой способности. Я всегда был…

– Ты и не знал бы об этой искре в себе, пока не прошел Отбор. Но твой отец отобрал у тебя искру прежде, чем Колис узнал, что она у тебя есть, – объяснил Холланд. – Эйтос знал, что иначе Колис увидит в тебе еще более серьезную угрозу, которую уничтожит.

В глазах Никтоса медленно завихрился итер.

– Отец… – Он прочистил горло, но все равно его голос прозвучал хрипло. – Он забрал ее у меня ради моей безопасности?

Холланд кивнул, и у меня сжалось сердце.

– Он забрал эту искру и вместе с той, что оставалась в нем, поместил в род Мирелей. – Темные глаза сосредоточились на мне. – Вот что в тебе. То, что осталось от силы Эйтоса, и то, что перешло к Никтосу.

Я открыла рот, но не нашла слов. Никтос устремил на меня пораженный взгляд.

– Во мне… находится частица его? И частица его отца?

– В тебе находится экстракт его силы, – сказала Пенеллаф, и я повернула к ней голову.

– Это все равно очень странно и… неловко, – призналась я.

Пенеллаф отвернулась, изогнув губы, а потом встретилась со мной взглядом.

– Это не значит, что в тебе есть частица Никтоса или его отца, и это не делает тебя их потомком, – заверила она. Хвала богам – еще немного, и меня бы вырвало. – В тебе просто есть экстракт их силы. Это… как бы тебе объяснить? – Она наморщила лоб и взглянула на Холланда. – Это подобно тому, как бог возносит боглина. Общая кровь не делает их родственниками. Единственное, что может произойти, – экстракт… может узнавать свой источник.

– Что это значит? – спросила я.

– Это объяснить еще труднее, но мне представляется, очень похоже на то, как две души, которым предназначено быть едиными, находят друг друга. – Она снова посмотрела на Холланда, и мое сердце подскочило. – Вам обоим может быть уютнее вместе, чем с другими.

Я прислонилась к возвышению и сделала неглубокий вдох. Трудно отрицать, что с Никтосом мне гораздо уютнее, чем с кем-либо еще. И что я никогда по-настоящему не боялась его.

– Я почувствовала в себе это… тепло, когда впервые тебя увидела. Правильность. – Я повернулась к Никтосу. – Не в ту ночь в Теневом храме, а в Люкс. Я ничего не говорила, потому что не была уверена в этих ощущениях, и это казалось глупостью. Но той ночью в Люкс… мне было трудно уйти от тебя. Это казалось неправильным. Я не понимала почему. – Я повернулась к Холланду и Пенеллаф. – Это могло быть причиной?

– А я думал, дело в моем личном обаянии, – пробормотал себе под нос Никтос, и я бросила на него лукавый взгляд. – Я тоже чувствовал нечто подобное. Тепло. Правильность. Я… не