– Боги заботятся о нас! – крикнул он. Орхестра содрогнулась от звуковой волны. – Могучий вседержитель Зевс. Посейдон, хозяин океана. Деметра, которая благоволит матерям и землепашцам. Повелительница любви Афродита. И Гестия, которая печётся о наших семьях. И Артемида, мать охотников. И Арес, военачальник над военачальниками, и Гефест, мастер над мастерами, и Гера, спутница рожениц.

Зрители шумели, как море. Многие начали молиться, поднимая руки к небу. При этом они задевали локтями соседей, но соседи были в целом не против.

– И наши покровители! – Акрион тоже воздел руки, словно хотел обнять всех собравшихся горожан. – Аполлон-миротворец и воительница Афина – они никогда не забывали об эллинах. Без них не было бы Афин, лучшего города на свете!

Театрон вскипел рёвом. Люди восторженно вопили, отвечая на его речь. Акрион скользил взглядом по толпе, вглядывался в лица. Вот Киликий сидит выпрямившись, бледный от гордости за сына. Вот Федра плачет, счастливая, и тушь стекает по набеленным щекам. А во втором ряду ухмыляется и одобрительно похлопывает себя по груди Спиро. Как там сказал Кадмил? «Пусть проникнутся, почувствуют мгновение». Да, они чувствуют мгновение.

Тогда за дело.

– И вечно с нами – бог счастливого случая! – прокричал он. – Покровитель ораторов! Тот, кому молятся торговцы и путники! Посланник Зевса, наставник царей! Гермес Душеводитель!!

Он шагнул в сторону, сгибаясь в поклоне.

Несколько немыслимо долгих мгновений ничего не происходило, и Акрион успел подумать, что представление провалено. «Подъёмную машину заело, – пронеслось в голове. – Или он там окочурился от жары… Всё, это конец. Триста сорок три тыся…»

Цветы, устилавшие центр орхестры, взвились ярким вихрем. Рассыпались искры, в небо ударил высокий фонтан огня. Горожане издали единый восторженный вздох. В тот же миг цветочный вихрь распался, пламя развеялось, и на его месте возникла человеческая фигура.

Кадмил, вскинув голову, стоял посреди орхестры с жезлом в руке. Макушку украшала неизменная шляпа, на ногах были крылатые таларии, плечи укутывал золотой хламис. Народ разразился приветственными криками, а Кадмил, медленно поворачиваясь вокруг оси, простёр ладонь, благословляя собравшихся афинян. Затем поднял в небо керикион и выпустил в утреннюю синеву очередь громовых разрядов.

Люди принялись вскакивать с мест, чтобы лучше видеть. Акрион сбежал с орхестры и встал внизу, окружённый солдатами. Цветы опять взметнулись в воздух – на этот раз двумя вихрями, которые пересеклись высоко над головой Кадмила, образовав на несколько мгновений символ Гермеса: сплетённых змей. Вновь сверкнули молнии, и под восторженный гул толпы цветы превратились в гигантский рой горящих искр, а затем исчезли, не оставив после себя ни пепла, ни дыма. По краю орхестры тотчас же поднялись дюжины снопов огня. Акрион подался вперёд и не ощутил тепла, хотя стоял совсем рядом с искрящим столпом.

– Дети Эллады! – раздался голос Кадмила. – Внемлите доброй вести. Внемлите и радуйтесь, ибо не было и не будет дня счастливей, чем этот…

Затем он принялся рассказывать.

А люди слушали.

Акрион тоже слушал, бормоча под нос слова речи, которую успел выучить за месяц репетиций. Повторяя фразу за фразой, он смотрел на зрителей и каждый миг ожидал какой-нибудь неудачи. Как тогда, в Вареуме, в школе, где лудии один за другим уходили в казарму валяться на кроватях в ожидании смерти, вместо того чтобы бежать на свободу.

Но афиняне слушали. Больше того – они делали это молча. Трудно поверить, но факт оставался фактом: зрители театра Диониса (впервые, пожалуй, за всю его историю) не издавали во время представления ни звука.

Ну, или их не было слышно отсюда, из нижнего ряда, где ревели в самое ухо спрятанные под орхестрой усилители.

Кадмил говорил о богах, которые сумели распознать в людях волшебную силу. Силу, которую сами люди едва ли смогут когда-нибудь использовать. Ведь человеческое колдовство не способно надёжно привлечь удачу, склонить к искренней любви, исцелить жестокую хворь. И боги задумались о том, чтобы помочь эллинам. Собрать эту силу, направить на благие цели.

Тогда-то и решено было построить в храмах особые алтари. Молясь, люди долгие годы отдавали часть своего природного волшебства богам, а те собирали полученное в специальные сосуды. Теперь, когда силы скопилось вдоволь, настало время черпать из этих сосудов. И отдавать эллинам то, что принадлежит им по праву.

– Мы, олимпийцы, принесли вам дары! – восклицал Кадмил. – И первый дар – мой, дар Гермеса Душеводителя. С завтрашнего дня в Ликее откроется новая школа. Для тех, кто ищет подлинных знаний о природе вещей. Знаний о числах и измерениях. О небесных телах и строении космоса. О том, из чего состоит материя, и о законах, которым она подчиняется. Завтра, афиняне! Завтра на рассвете мои жрецы будут ждать всех, кто пожелает стать учеником нового Ликея!

Едва он замолк, принялись кричать люди. «Гермес премудрый!» «Душеводитель!» «Благодетель Ктарос!» «Милость даруй!» В воздух полетели цветы, лавровые ветви, пригоршни зёрен. «Что же будет с ними, когда они увидят следующую часть представления?» – подумал Акрион.

Словно отвечая его мыслям, огни по краю орхестры взметнулись вверх и скрыли Кадмила от зрителей. Было, однако, видно, что за огненной стеной на деревянном помосте стремительно растут деревья – целая роща молодых серебристых олив. Затем пламя опало, открыв орхестру, сплошь заросшую деревцами. В воздух взлетели две большие птицы, лебедь и сова. Описывая круги, они поднялись в небо и растаяли в зените.

– Зрите метателя стрел Аполлона! – прогремели усилители голосом Кадмила. – Зрите Афину, эгидодержавную деву!

В театре стало тихо. Акрион услышал, как хрустнула лавровая ветвь под ногой девушки, которая выступила из волшебной рощи. Увидел золотые доспехи, сдвинутый назад коринфский шлем, лицо, обрамлённое волнами чёрных волос. В одной руке девушка держала щит с изображением Горгоны, в другой сверкало копьё-дори.

Афина – а это, без сомнений, была она – прошла к краю орхестры, где по-прежнему лежали дары, принесённые канефорами, и остановилась, вытянувшись, подобно собственному храмовому изваянию. Копьё ударило древком о дощатый настил. Богиня стояла совсем близко от Акриона; фигура её на миг дрогнула, стала полупрозрачной. Но никто больше не смог бы этого заметить, потому что из рощи в тот же момент вышел юноша.

Его окутывал длинный, ниспадающий до земли плащ цвета олимпийских снегов. Волосы были заплетены в узел. Лицо, юное, безбородое, чем-то походило на лик Афины. Над плечом виднелся изгиб охотничьего лука, на локте покоилась кифара.

Аполлон встал рядом с Афиной и