Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда она побежала? — спросил он.
А в опустевшем, залитом лунным светом загоне жена Генри, миссис Литтлджон, Рэтлиф, приказчик Лэмп Сноупс и еще три человека подняли Генри с изрытой копытами земли и перенесли на задний двор. Лицо у него побелело и застыло, глаза были закрыты, голова тяжело свесилась вниз, кадык торчал, оскаленные зубы тускло поблескивали. Они понесли его к дому мимо высоких деревьев, тень которых полосами ложилась на землю. Сквозь дремотную, серебристую тишину ночи донесся слабый шум, словно раскат дальнего грома, и затих.
— Это которая-нибудь из них на мосту, — сказал один из мужчин.
— Это лошадь Эка Сноупса, — сказал другой. — Та, что забежала в дом.
Миссис Литтлджон первой вошла в прихожую. Когда внесли Генри, она уже взяла со стола лампу и, высоко подняв ее, стояла у открытой двери.
— Несите его сюда, — сказала она. Она прошла вперед и поставила лампу на тумбочку. Они последовали за ней, пыхтя и тесня друг друга, и положили Генри на кровать, а миссис Литтлджон подошла и взглянула на умиротворенное бескровное лицо Генри. — Ну и дела, — сказала она. — Эх вы, мужчины. — Они чуть попятились, теснясь, переминаясь с ноги на ногу, не глядя ни на нее, ни на жену Генри, которая стояла в ногах кровати, неподвижная, сложив руки под передником. — Пусть все выйдут отсюда, В. К., — сказала миссис Литтлджон Рэтлифу. — Ступайте на двор. Поглядите, не найдется ли там другой игрушки, такой, чтоб укокошила еще кого-нибудь из вас.
— Ладно, — сказал Рэтлиф. — Идем, ребята. Здесь в доме уже ловить некого.
Все пошли за ним к двери на цыпочках, наступая друг другу на ноги, и их огромные тени ползли по стене.
— Ступайте позовите Билла Варнера, — сказала миссис Литтлджон. — Скажите, мул занемог.
Они вышли, не оглядываясь. На цыпочках прошли коридор, веранду и окунулись в море лунного света. Только теперь они заметили, что серебристый воздух словно бы пронизан слабыми, неизвестно откуда исходящими звуками — тонкие и далекие крики, потом снова стук копыт на деревянном мосту, похожий на дальний гром, и снова крики, слабые, тонкие, взволнованные и звонкие, как колокольчики. Один раз можно было даже расслышать слова: «Тпру. Держи ее».
— Быстро она через этот дом пробежала, — сказал Рэтлиф. — Теперь, наверное, зашла в гости к другой хозяйке. — Позади них, в доме, громко закричал Генри. Они оглянулись назад, в темноту прихожей, куда из двери спальной падал прямоугольник света, и услышали, как крик перешел в хриплый, одышливый стон: «А-а, а-а, а-а», — на все более высокой ноте, а потом стон снова перешел в крик. — Идем, — сказал Рэтлиф. — Надо позвать Варнера. — И они гурьбой пошли по дороге, выбеленной лунным светом, сквозь трепетную апрельскую ночь, пронизанную журчанием бродящих соков, влажным шорохом лопающихся почек, несмолкающими, тонкими, тревожными криками и короткими, замирающими раскатами копыт. В доме Варнера было темно, в свете луны он казался тусклым и плоским. Они стояли темной кучей посреди поблескивавшего серебром двора и кричали под темными окнами до тех пор, пока в одном не показалась чья-то фигура. Это была жена Флема Сноупса. Она была вся в белом, и на этом фоне ее тяжелая коса казалась почти черной. Она не высунулась наружу, а просто стояла у окна, вся в лунном свете, как видно ослепленная им, во всяком случае, вниз она не глядела — тяжелые, золотые волосы, на лице — не трагическое и даже, пожалуй, не обреченное выражение, а просто печаль проклятия; плавные округлости крепких грудей выступали под мраморно-белыми складками одежды; какой Брунгильдой, какой Лорелеей на фальшивой скале из папье-маше, какой Еленой, вернувшейся в призрачный, обманный Аргос[95], никого не ждущей, казалась она стоявшим внизу. — Добрый вечер, миссис Сноупс, — сказал Рэтлиф. — Мы пришли за дядюшкой Биллом. Генри Армстид ранен, он у миссис Литтлджон.
Она исчезла. Мужчины ждали в лунном сиянии, прислушиваясь к слабым, далеким крикам и возгласам, пока не вышел Варнер, который появился быстрее, чем они ожидали, накинув пальто поверх ночной рубашки и на ходу застегивая штаны, а подтяжки двумя петлями болтались под полами пальто. Он нес потертый чемодан с похожими на паяльники инструментами, которыми он вливал лекарства, резал, пускал кровь и вскрывал нарывы или рвал зубы лошадям и мулам; он сошел с крыльца, худой и нескладный, и его хитрое, жестокое лицо чуть насторожилось, когда и он прислушался к слабым, звонким крикам, которыми был пронизан серебристый воздух.
— Что они, все травят этих своих кроликов? — сказал он.
— Да, кроме Генри Армстида, — сказал Рэтлиф. — Этот уже свое получил.
— Ха, — сказал Варнер. — Это ты, В. К.? Сам-то много ли накупил?
— Я опоздал, — сказал Рэтлиф. — Никак не мог поспеть вовремя…
— Ха, — сказал Варнер. Они вышли за ворота и зашагали по дороге. — Что ж, ночь сегодня ясная и прохладная, для охоты в самый раз. — Луна теперь светила