Плайтон вынула из стены три черных как смоль кирпича.

«Тронзвассе 9» лежал там, где она его и оставила, в тайнике, завернутый в ветошь. Разрешения на это оружие у нее не было, но каждый маршал Магистратума обладал вторым пистолетом. Такая работа. Служебное оружие и тайное. Никогда не знаешь, что может произойти.

Плайтон достала его. Тяжелый, хромированный пистолет с покрытой резиной рукоятью. Десять в обойме, один в стволе. Она наполовину оттянула затвор и увидела патрон. Рядом с оружием лежали еще две снаряженные обоймы.

Плайтон убрала патроны в карман, сунула «девятку» за пояс брюк и вернула кирпичи на место.

Мауд махнула смотрителю, выходя из гаража.

Дверь особняка дяди Волерина была приотворена. Плайтон распахнула ее. Сразу стало ясно, что здесь произошло что-то ужасное. Казалось, будто какая-то разрушительная сила промчалась по прихожей, изрезав облицовку стен, изодрав ковер, уничтожив всю мебель.

Плайтон вынула «Тронзвассе».

Дверь в ближайшую комнату была полуоткрыта. За ней Плайтон увидела голые, окровавленные кости, прикрытые рваным синим платьем. От накрахмаленной белой наколки остались только лохмотья. Плайтон тяжело сглотнула. Дядя Волли. Дядя Волли.

Сжимая в руках оружие, она продвигалась по коридору. Казалось, будто по нему прошлись пескоструйным аппаратом. Обои были сорваны, половицы ободраны до потрескавшейся древесины. От масляных картин на стенах остались только пустые рамки и лоскутки холста.

Плайтон остановилась в дверях гостиной и заглянула внутрь.

Перед спинетом, на изодранном ковре лежали окровавленные кости. Сам спинет казался пушистым. Когда-то отполированная поверхность инструмента потрескалась и побилась, лакированная древесина ощетинилась мелкой стружкой. Занавески превратились в лохмотья. Фолианты с записями дяди Волерина были порваны.

Над скорчившимся трупом дяди Волли стоял рослый, стройный мужчина. Широкоплечий, с гривой тонких серых волос, он носил кожаную куртку с армированными рукавами.

Дракс обернулся, услышал шум у себя за спиной. Его удивительно широкое лицо, с маленькими поросячьими глазками и массивной, выставленной вперед челюстью, скривилось от изумления.

Он распрямился и стал раскручивать псайбер-манок.

Плайтон выстрелила. Первая пуля снесла Драксу половину лица. Вторая вошла в грудь и вылетела из спины. Дракс повалился на истерзанный спинет, а манок обмотался вокруг его тела. Под весом мужчины инструмент опрокинулся с жалобным звоном струн и клавиш.

Мауд Плайтон бросила последний взгляд на дядю. Затем вышла из комнаты. Среди мусора, устилавшего пол в прихожей, нашла осколки горшка, стоявшего раньше на полке над обогревателем. Рядом лежали ключи от «Бергмана».

Выскочив на дорогу, она на бегу включила мобильный вокс:

— Лимбвол? Лимбвол! Это Мауд. Уходи! Срочно уходи!

Орудийный сервитор автоматически включился, когда приблизился Ревок. Стволы пушек завращались, и по лицу Тороса вверх и вниз забегал розовый луч опознавателя. Оператор натянул поводок, заставив сервитора присесть.

— Простите, сэр, — произнес оператор.

— Не стоит извиняться, — ответил Ревок. — Меня восхищает бдительность. Говорят, он здесь.

— Да, сэр. Он внутри. Прошу не забывать о правилах.

— Конечно.

Ревок прошел мимо оператора и его закованного в хромированный металл пса, подойдя к ряду простых железных ящиков, прикрученных к каменной стене. Он нашел пустой ящик и положил в него свое оружие, портативный вокс, бумажник, хрон и все остальные свои вещи, которые имели батарейки или несли на себе надписи, цифры и символы любого вида. Затем Торос закрыл ящик и снял один из «затупляющих» амулетов, свисавших с крючков над стойкой. Надев его на шею, Ревок почувствовал, что магнетический камень тяжело давит ему на грудь. Точнее говоря, он почувствовал, что его драгоценный псионический дар отправлен во временное изгнание.

Тогда Ревок прошел в воздушный шлюз. Все входы в Зал Осуществления на самом деле представляли собой шлюзы с космических кораблей — абсолютно новые модули с верфей Ур-Хейвена в субсекторе Антимар. Было странно пройти по холодным каменным коридорам дворца лорда-губернатора, а затем войти в герметичный блок, со стенами из начищенной стали, в которых были утоплены люминесцентные лампы.

Внешний люк закрылся. Ревок ощутил покалывание, когда им занялись дезинфекционные обдуватели, и услышал, как вентиляторы вытягивают сажу и пыль. И только после этого открылся внутренний люк.

Заходить из древней крепости в шлюз — это одно. А вот выходить из него, отправляясь дальше, — совсем другое.

Торос Ревок уже дюжину раз бывал в Зале Осуществления, но он по-прежнему изумлял его. Круглое помещение имело более пяти сотен метров в диаметре, а высотой было в четыре яруса дворца. На самом деле Ревок вышел на стальной мостик, перекинутый в воздухе на уровне второго этажа. Как и еще три такие же дорожки, мостик соединялся с платформой, возвышающейся в центре помещения.

Купол скрывался в непроницаемой тьме, и из этой черноты на длинных цепях свешивались мощные точечные лампы, кажущиеся звездами в ночном небе. Пол зала, простершийся внизу, являл собой сверкающую белую равнину, напоминающую обращенную к солнцу поверхность луны. Он был весь покрыт тонким переплетением черных линий и символов, слишком сложным и мелким, чтобы их можно было разглядеть с моста. Но Ревок знал, что представляет собой этот запутанный узор. Посмотрев вниз, он увидел крошечные фигурки многочисленных геометристов, ползающих на карачках и дополняющих рисунки при помощи освященных писчих перьев. Лишь незначительные участки поверхности не были заполнены.

Как мог видеть Торос, первый управляющий стоит на смотровой площадке. Но Ревок заколебался, когда увидел, что тот не один. С ним был и Диадох.

Трайс увидел своего помощника и кивком пригласил присоединиться к ним. Ревок приблизился, испытывая неловкость. В последние дни Диадох все чаще проводил свое время в Зале Осуществления, и явно пребывал в нетерпении.

Диадох был высоким и стройным человеком в простой черной одежде. В Зале Осуществления он решил не надевать свою обычную личину.

Ревок старался не смотреть на истинный облик Диадоха. Искаженная розовая плоть лица, чьи очертания были растекшимися и оплавленными, точно воск сгоревшей за ночь свечи.

— Ревок, — безгубо пробулькал он. — Подойди, сын мой.

Торос повиновался. Диадох обнял его и поцеловал в обе щеки влажной раной, которую называл своим ртом. Ревок почувствовал запах гноя и смягчающего крема.

— Жадер сказал мне, что ты спас его прошлой ночью, — прошепелявил Диадох.

— Неужели, лорд? — произнес Трайс.

— Как я слышал, от порождения ада, — сказал Диадох, и на фоне розовой плоти проявились почерневшие от огня обломки зубов, когда он улыбнулся. — Есть предположения, что это было?