Однажды Джованне удалось проскользнуть в парк при вилле: очень уж хотелось увидеть соперницу, – и потом ее раздирали противоречивые мысли.

Если прекрасная леди снова обретет здоровье, Джованна наверняка потеряет любовника. Но она по-своему любила Ботвелла и хотела, чтобы он тоже обрел счастье. Будучи доброй и сострадательной, она стала возжигать в деревенской церкви свечи за Катриону.

Как-то во время очередной прогулки Ботвелл жестом отослал постоянных компаньонок своей жены, взял ее под руку и сам повел по залитому предзакатным солнцем парку.

– Сюзан похвасталась, что ты стала понемногу есть, – попытался он с ней заговорить. – Это заметно: от еды и свежего воздуха у тебя снова порозовели щеки.

Она ничего не ответила, но по ее губам скользнула еле заметная тень улыбки. В молчании они продолжали прогулку, а потом, вдруг Ботвелл схватил ее за плечи и, глядя с мольбой в глаза, воскликнул:

– Кэт! Ради бога, дорогая! Скажи хоть что-нибудь! У меня нет больше сил!

Он вдруг увидел, как из ее глаз постепенно уходит пустота.

– Я люблю тебя, голубка! Теперь еще больше, чем раньше. Не отстраняйся от меня, Кэт! Не уходи опять!

– Как ты можешь любить меня, Френсис?

Голос ее был тих, так тих, что он не мог бы сказать с полной уверенностью, что действительно слышал, но движения губ видел.

– Почему же я не могу любить тебя, милая?

– Боже, Ботвелл, неужели у тебя совсем нет гордости? – с презрением медленно проговорила Кэт. – Я в грязи с ног до головы, так что до конца дней не отмыться.

– Ты одна считаешь себя нечистой. Да, твое тело жестоко использовали, я не могу этого отрицать, но никто никогда в действительности не обладал тобой, дорогая. Никогда! Твоя душа всегда оставалась только твоей!

– Тебе придется довольствоваться своей пухленькой кабатчицей, Френсис, – добавила она. – Если мужчина когда-нибудь прикоснется ко мне, я умру.

Он отнесся спокойно к сказанному, совершенно не удивившись, что ей известно про Джованну.

– Отлично, любовь моя, я не буду пытаться затащить тебя в постель, но я уверен, наступит ночь, когда ты изменишь свое мнение. Я готов ждать, сколько понадобится, только, прошу, не замолкай! Если на то божья воля, я до конца своих дней готов только слышать твой голос, и все равно буду счастлив.

На какое-то мгновение по ее губам скользнула так хорошо знакомая ему прежняя улыбка, глаза заблестели.

– Лицемер!

С этой послеобеденной прогулки состояние ее стало улучшаться. Ботвелл, не поставив ее в известность, написал ее сыну, графу Гленкирку, чтобы отправил к ним детей, и тот пообещал привезти их ближе к Рождеству. А тем временем Френсис решил применить новую тактику: принялся ухаживать за Катрионой, надеясь вновь обрести ее любовь и доверие. Теперь каждое утро они вместе завтракали в ее спальне, после чего слушали мессу в часовне. Затем он оставлял ее, не всегда появлялся к обеду, но ужинал всегда вместе с ней.

Френсис тщательно продумывал, как пройдет каждый ужин, хотя Кэт этого не знала. С исключительным вкусом он подбирал меню, вина и цветы, ему доставляло удовольствие делать ей маленькие подарки вроде деревянной шкатулки, инкрустированной перламутром, бледно-зеленой ночной рубашки, клетки с весело распевающими зябликами яркой окраски. Эти знаки внимания и любви графиня принимала благосклонно: шкатулку – с улыбкой, ночную рубашку – с порозовевшим лицом, птичек – с легким восклицанием восторга.

Часто он ощущал на себе ее взгляд из-под густых опущенных ресниц. Днем походы к Джованне были сведены к минимуму, а ночные и вовсе прекратились. Он слышал, как безостановочно Катриона ходит по своей спальне. Ботвелл не пытался посягать на нее, он знал, что ее душевные раны еще слишком глубоки, чтобы позволить плотские наслаждения. Но знал он и другое: такие чувственные натуры не могут долго без любви. А потому ждал.

21 декабря, в День святого Фомы, по гравию подъездной аллеи прогромыхал тяжелый экипаж и остановился прямо перед входом. Ботвелл поспешил к жене и предложил спуститься с ним во двор встретить гостей.

– Как ты мог! – возмутилась Катриона. – Я не хочу никого видеть!

Но Френсис возразил с улыбкой:

– Погоди сердиться, милая! Это сюрприз, причем очень приятный.

Внезапно ее сердце заколотилось как бешеное: неужели?..

– Ох, Френсис! Это наши дети?

Его рука обхватила ее за плечи, губы коснулись лба.

– Да, родная, наши дети.

Тем временем кучер спрыгнул с облучка и открыл дверь кареты. Первым в проеме показался мальчик, и Ботвелл затрепетал, увидев свою копию.

– Иэн!

Катриона вывернулась из-под тяжелой руки мужа и бросилась к сыну.

– Мама!

Мальчик уткнулся лицом в теплую шею матери, потом, будто смутившись, попросил опустить его на землю и поднял взгляд на Ботвелла.

– Мой единоутробный брат, граф Гленкирк, объяснил нам ситуацию, сэр, и предложил самим выбрать себе имя: либо Лесли, либо ваше родовое. Я полагаю, отец, мы предпочтем ваше, поскольку вы нас признали.

Граф Ботвелл сглотнул образовавшийся в горле комок и улыбнулся: уж больно забавно было слышать такие слова от маленького мальчика. Не в силах больше сдерживаться, он сгреб его в охапку и прижал к груди. Улыбка на лице сына потрясла его до глубины души. Каково же было его изумление, когда мальчик прошептал ему на ухо:

– Пожалуйста, отец, опустите меня на землю, а то сестры почувствуют себя обделенными, ведь они привыкли, что все их балуют.

Ботвелл опустил мальчика и повернулся к жене. Катриона, стоя на коленях, обнимала двух девочек. Та, что постарше, была вылитая мать: с такими же волосами цвета меда и изумрудными глазами. Младшая взяла что-то от обоих родителей: у отца – темно-рыжие волосы, у Кэт – изумрудные глаза. Мать им что-то шепнула, и девочки повернулись к графу. Их детский лепет и сказанное тоненькими голосами «папа» вызвали слезы у него на глазах.

В последующие дни графиню было не узнать: Ботвелл понял, что дети словно отогнали прочь злых духов и она стремительно возвращалась к жизни. Теперь воздух на вилле и в саду звенел от радостных детских голосов, и Френсиса потрясло сделанное им открытие: быть отцом здорово!

Нынешнее Рождество стало первым, которое они провели вместе. Поутру вся семья и домочадцы присутствовали на благодарственном богослужении в часовне, а затем Катриона с девочками отправилась в деревню раздавать беднякам милостыню и подарки. Крестьян буквально поразила эта красивая стройная дама с золотистыми волосами и изумрудными глазами, которая так хорошо говорила на их языке, а ее очаровательные малышки вызвали умиление. Кстати, называли они друг друга на итальянский манер: Джаннета и Франческа.

Когда корзина с подарками и милостыней опустела, Катриона решила посетить таверну: перекусить и отведать местных деликатесов. И пока девочки уминали рождественские сладости и играли с новорожденными котятами, их мать заказала бокал вина и, принимая его из рук хозяйки Джованны Руссо, взглянула на соперницу.