– С подачи немецкой прессы статьи о «старшекурсниках с руками в карманах» испортили атмосферу сильнее всего, – отметил британский посол.

Однако правительство не могло откладывать государственный визит на неопределенный срок, тем более что Королева уже побывала с государственными визитами во Франции и Италии. Нежелание ехать в Германию начинало напоминать грубость. В ситуации, когда Франция сорвала европейские амбиции Британии, британское правительство вновь обратило взгляд на Германию и решило, что пришло время разыграть козырную королеву.

Однако во Дворце энтузиазма явно не ощущалось. И не потому, что Королеве не по душе была идея посетить земли некоторых предков. Скорее, королевская семья остро сознавала свои немецкие корни и вследствие этого была крайне чувствительна к любому обвинению в особом отношении к бывшему врагу. Даже отказавшись от фамилии Сакс-Кобург-Гота во время Первой мировой войны и возглавив Империю во время Второй, королевская семья по-прежнему помнила пересуды о том, что Виндзоры – всего лишь кучка вонючих фрицев. Не помогал даже тот факт, что все сестры принца Филиппа оказались на другой стороне, выйдя замуж за немцев[292].

Кроме того, Королева хорошо знала о все более отрицательном отношении старых владений Содружества к стремлению Великобритании к более тесной европейской интеграции. «Родные и близкие» Британии в старых доминионах, Австралии и Новой Зеландии, проливали кровь и теряли своих любимых, помогая Британии отразить немецкое вторжение. Им было непонятно, как так могло выйти, что Британия стала теперь за их счет искать более тесных отношений со старым врагом.

Поэтому, когда в 1964 году министр иностранных дел Рэб Батлер, наконец, подал идею государственного визита, Личный секретарь Королевы сэр Майкл Адин дал на удивление холодный ответ. Он сказал, что Королева поедет, только если ей «порекомендуют» и только «по просьбе британского правительства». В противном случае ее обвинили бы в заинтересованности в «личных связях и взаимоотношениях», хотя подобное обвинение «было бы ложным и неверным». Ничуть не смутившись, консервативное правительство официально дало такую рекомендацию. К 18 мая 1965 года, когда Королева и принц Филипп вылетели в Бонн, у власти было уже новое правительство лейбористов Гарольда Вильсона.

Как и во всех самых первых турне Королевы, уровень интереса к визиту с самого начала был просто феноменальный. Более тысячи представителей СМИ со всего мира съехалось в Германию, чтобы вести летопись королевских стараний исправить испорченные отношения. Это было нелегкое время для Уильяма Хезелтайна, молодого австралийца, сотрудника государственной службы, недавно поступившего на работу во Дворец. Незадолго до этого он был назначен помощником пресс-секретаря коммандера Ричарда Колвилла, и практически сразу коммандер слег из-за болезни. Хезелтайн внезапно обнаружил, что ему предстоит иметь дело с одной из крупнейших операций королевских СМИ в истории.

– Меня бросили в бой в самый последний момент, – говорит он. – Я достаточно хорошо владел немецким, чтобы поддержать, пусть и с трудом, беседу за ужином с не владеющей английским языком супругой бургомистра, рядом с которой меня усадили, но этого было мало для общения с 1200 журналистами.

Он до сих пор не может забыть фотосессию, устроенную после ланча Королевы с канцлером Людвигом Эрхардом.

– В программе было сказано, что после ланча они должны выйти на улицу, чтобы «полюбоваться Рейном». А увидели они все 1200 представителей прессы, которые полностью перекрыли вид на Рейн.

Этот государственный визит стал первым, освещение которого велось в прямом эфире по телевидению, – и с исчерпывающими подробностями о каждом члене окружения Королевы. Сэр Уильям помнит, как запыхавшийся комментатор произнес: «Hier kommt Lord Plunket…[293]»[294] К радости британских дипломатов, освещение визита не прекратилось после первых двух этапов десятидневного турне, скорее, оно велось с таким же трепетом до самого конца. Понимая, как важно с самого начала визита задать его темп и тон, Королева приложила особые усилия перед открытием государственного банкета. Он должен был пройти в (тогдашнем) президентском дворце Аугустусбург в Брюле близ Бонна. Учитывая, что дворец знаменит чудесными бледно-голубыми интерьерами в стиле рококо, Королева заранее предупредила об этом своего модельера Харди Эймиса, и он создал для нее вечернее платье без рукавов, идеально вписавшееся в интерьер. Наряд Королевы произвел такой фурор, что три года спустя фотограф Сесил Битон попросил Королеву надеть его еще раз для серии официальных портретов. Королева в изысканном платье в стиле брюльского рококо, с жемчугами, подрагивающими в бриллиантовых кольцах Владимирской тиары, – это было именно то зрелище, которого жаждала немецкая публика. От собственных руководителей немцы рассчитывали лишь на угрюмый эгалитаризм, но от die Queen они ждали совсем иного.

– Что особенно понравилось немцам в 1965 году, так это то, что Королева не шла ни на какие компромиссы. Не было сделано ни малейших популистских уступок современной Британии. Она была величественна, – говорит Томас Килингер. – Она приветствовала всех с высоты. В Германии еще сохранялось почтение к монарху, хотя в Британии оно шло на спад. В Германии мы восхищаемся стилистическим выражением величия. Это было грандиозное театрализованные мероприятие. А Британия не имеет себе равных в величии на сцене.

В своей приветственной речи президент Генрих Любке приветствовал Великобританию как «наставницу других стран», страну, которая внесла «решающий вклад в распространение цивилизации» и мировую торговлю. Говоря о перспективе, он заметил, что «до Первой мировой войны между нашими странами почти не было серьезного конфликта интересов». Он упомянул мечту Уинстона Черчилля о «Соединенных Штатах Европы», а также желание Германии видеть Великобританию «включенной в будущую объединенную Европу». Пока же Любке выразил надежду, что Королева получит такое же удовольствие от своего визита, как и королева Виктория 120 лет назад, насладившаяся при возвращении на родину своих предков плаванием вниз по Рейну с принцем Альбертом. В этом турне никто не замалчивал наличие семейных корней.