Он застыл, уставившись сначала на одну, потом на другую:

— Что?

— Ты свободен.

Он покачал головой:

— Это какая-то шутка, да? Вы опять играете со мной в игры.

Вирсия покачала головой:

— Нет, не играем.

— Тебе придется возвращаться в Стиб-Наль пешком, — сказала Мелиор. — Я не собираюсь тратить свое золото, чтобы оплатить тебе воздухолет. Но прогулка пешком — это тоже неплохо. — Она усмехнулась. — Уж я-то знаю.

«Ерунда, — подумал он. — Я найму лодку. Как только люди узнают, кто я, они поймут, что у меня есть золото, чтобы заплатить им».

— Прекрасно, — сказал он, прилагая усилия, чтобы скрыть ликование. Он нерешительно шагнул к двери. — Так я могу идти?

Мелиор пожала плечами:

— Как только захочешь. — Она нажала на красную кнопку позади себя, и дверь его камеры заскользила, открываясь. — Можешь уходить прямо сейчас.

Все еще не веря в происходящее, Марар вышел из камеры и повернулся к обеим:

— Благодарю вас, Правительницы. Я буду всегда помнить, что вы сегодня сделали для меня.

Они обе кивнули, но ничего не ответили. После момента некоторой неловкости Марар повернулся и направился к двери, ведущей из тюрьмы. Сердце его бешено колотилось, руки дрожали, и он позволил себе улыбнуться. Ведь никто из них этого не видел.

И в этот момент его ликование было нарушено.

— Есть еще кое-что, Марар, — сказала Мелиор, вынуждая его остановиться.

Он медленно повернулся. Они обе улыбались, и от их улыбок кровь застыла у него в жилах.

— Вирсия дала мне разрешение завоевать Стиб-Наль, — произнесла гилдрин. — После всех тех неприятностей, которые ты нам доставил за последние месяцы, мы сошлись на том, что будет лучше, чтобы в Лон-Сере было два Наля, а не три. Взамен я уступила Матриархии права на разработку месторождений в северной части Срединного хребта.

Марар почувствовал, что у него подгибаются колени, и он схватился за притолоку, чтобы не упасть.

— Вы не можете этого сделать, — слабо возразил он. Но в действительности ничто не могло их остановить. Любое официальное объявление войны делало недействительным договор. Что означало…

— Ты же знаешь, что можем, — сказала Мелиор. — А поскольку Брагор-Наль и Стиб-Наль скоро будут воевать, мне придется взять тебя в плен.

В какой-то момент в ее праве будет казнить его.

— Пожалуйста, — выдохнул он. — Я сделаю все, что ты захочешь.

— Все? — спросила Мелиор.

Он кивнул.

— Я отменю вторжение, если ты не будешь добиваться выполнения условий Договора, которые мешают посадить тебя в тюрьму.

Он закрыл глаза. Общая тюрьма. Неизвестно, что другие заключенные сделают с ним, узнав, кто он такой. Казнь — лучший выбор. К сожалению, он слишком труслив, чтобы остановиться на нем.

— Мы договорились? — спросила Вирсия.

— Да, — прошептал он. — Я не буду требовать выполнения этого условия.

Уэрелланская Правительница вытащила документ и ручку из складок своего платья. Он снова закрыл глаза и тихо пробормотал проклятие. Они все это планировали с самого начала. Они знали, что он у них в руках, и тем не менее заставили его пройти через все это: ложную надежду, сокрушительное разочарование, унижение.

Она вручила ему бумагу и ручку.

— Хоть бы мои убийцы добрались до вас обеих, — сказал он, подписывая документ, даже не удосужившись прочесть его.

— Они могут, — ответила Мелиор. — Но они уже не будут убийцами, посланными тобой.

— Вы хотя бы позволите мне выбрать тюрьму?

Женщины переглянулись.

Мгновение спустя Мелиор пожала плечами:

— Конечно.

— Спасибо. Я отправлюсь в Матриархию. — Он знал, что это ничего не изменит. Нарушители закона есть нарушители закона. Но говорили, что условия в Уэрелланских тюрьмах лучше.

— Я ж тебе говорила.

Вирсия улыбнулась:

— Так будет правильней. Я знаю, что он причинил тебе, но он убил Шивонн. Справедливость требует, чтобы мы забрали его.

Мелиор кивнула:

— Надеюсь, это послужит некоторым утешением тебе и твоему народу.

Марар снова закрыл глаза. Мелиор и Вирсия — союзники. Они, наверное, стали еще ближе, чем когда-то были Мелиор и Шивонн. Все его планы и все его золото ни к чему не привели.

Вирсия дважды хлопнула в ладоши, и появились четверо ее стражей.

— Отведите его в воздухолет, — приказала она, с безразличием указав на Марара. — Не спускайте с него глаз, но обращайтесь с ним вежливо. Он когда-то был Правителем.

— Да, Правительница, — ответил один из них.

Двое охранников вывели его через дверь в широкий коридор и направились к мраморной лестнице на противоположном его конце.

— Марар, — окликнула Мелиор. Охранники остановились и развернули его.

Она снова широко улыбалась, и он очень хотел отвернуться, лишь бы не услышать ее, что бы она ни сказала. Однако охранники не позволят ему этого.

— Тебе никогда не следовало пытаться убрать Джибба. Если бы ты удовольствовался тем, что поручил Премелю убить меня, у тебя бы все получилось. Ты стал стремиться слишком ко многому, и это стоило тебе всего. — Ее улыбка стала еще шире. — Это тебе пища для размышлений, пока ты будешь гнить в тюрьме.

Он уставился на нее на несколько секунд, затем взглянул на одного из охранников.

— Уведите меня отсюда, — сказал он.

Они снова развернули Марара и вывели его из дворца к воздухолету Вирсии.

«Ты стал слишком ко многому стремиться». Мелиор была права. Он знал, что это так. И знал, что ее слова будут терзать его до самой смерти, напоминая ему, как близко он подобрался к осуществлению своих замыслов. Этого она и добилась, ему в наказание.

И снова я пишу вам с просьбой о помощи в деле чрезвычайной важности, и снова я делаю это от имени Орлиного Магистра Джарида. Каким-то образом — то ли силой, то ли хитростью — Сартол, враг, о котором я писала вам в прошлом письме, привлек на свою сторону Неприкаянных в войне против народа Тобин-Сера. Мы начинаем получать сообщения о зверствах, совершенных духами в деревнях возле тех мест, где они встретили первых птиц.

Независимо от того, как вы отреагировали на мою предыдущую просьбу, я прошу вас помочь в нашем стремлении предупредить народ Тобин-Сера об этой новой угрозе. Оповестите жрецов во всех деревнях Тобин-Сера как можно скорее, используя любые средства, находящиеся в вашем распоряжении. Уже есть жертвы. Целые деревни уже уничтожены. Люди должны понять, что, даже если дух возле их деревни раньше был милостивым, теперь ему или ей нельзя доверять.