И здесь, на пределе условий существования, как и повсюду на земле, термиты живут только семьями. Правда, колонии, встречающиеся в СССР, — это крошки, карлики, пигмеи рядом с теми, что распространены в тропических странах.

6. ЖИЗНЬ, СПРЕССОВАННАЯ В ДВА ИЗМЕРЕНИЯ

И у нас и за рубежом жизнь термитов изучается не только в природных условиях, но и в лаборатории. Исследователям удалось проникнуть как бы в глубь самого процесса жизни термитника и сделать здесь немало содержательных открытий.

В лабораторных, неуклюже называемых «наблюдательными», гнездах между двумя довольно большими листами стекла заключен тонкий — меньше сантиметра, — как бы однослойный срез термитника. Примерно половину пространства между стеклами занимает пробковая плита. В ней выточены круглые камеры, соединенные друг с другом прямыми и косыми коридорами — ходами шириной чуть больше ширины двух термитов. Это и есть собственно гнездовая часть. Она сообщается с лежащей рядом под стеклом ареной и с устроенными здесь кормушками и поилками.

Такое наблюдательное гнездо представляет собой срез не только самого термитника, но и примыкающего к нему наземного участка.

Снимем с верхнего стекла светонепроницаемое укрытие… И днем и ночью по арене и внутри ячеистой пробковой плиты движутся цепи термитов. Одни выкладывают из поблескивающих темных крупинок какие-то столбики и валики, другие с не меньшим рвением сгрызают и уносят эту массу.

Многие переносят мелкую соломенную сечку. Ее то складывают где-нибудь, то, наоборот, разбрасывают, чтобы потом собрать снова.

Термиты движутся медленнее, чем муравьи, например, но все же не ходят, а бегут. Постепенно, утоптанные тысячами лапок, из которых каждая немногим шире булавочного острия, в гнезде возникают незаметные на первый взгляд тропинки и трассы.

Если бы удалось метить термитов в стеклянном гнезде, многие их тайны, возможно, были бы давно разгаданы. Но термиты совершенно не выносят краски. Стоит нанести на термита цветное тавро, и собратья немедленно сдерут с него метку. Когда отличительный знак ни смыть, ни сгрызть нельзя, рабочие и солдаты загрызают меченого вместе со злополучной меткой.

Правда, термитов можно метить изнутри: достаточно отсадить рабочего на ватку, смоченную безвредной краской — синей, красной. Вскоре раздувшееся брюшко с просвечивающей изнутри влагой превращает насекомое в подобие недозрелой красной или черной смородины. Если теперь вернуть его в гнездо, можно проследить, кому из своих собратьев и как быстро передает он окрашенную воду.

Но в лаборатории термитов содержат в совсем небольшом гнезде, где для удобства наблюдателя все процессы как бы спрессованы в два измерения. Разумеется, жизнь природного термитника с тысячами и сотнями тысяч обитателей и полнее, и богаче. Здесь все загадки возведены в куб, все бесконечно сложнее, чем между двумя листами стекла, где лежит одна-единственная, случайно вырванная страница из книги жизни настоящего гнезда.

Однако именно из таких разрозненных страниц, прочитанных в лаборатории и под открытым небом, постепенно складывается связная и цельная естественная история термитов.

7. КОНЕЦ И НАЧАЛО ВСТРЕЧНЫХ ПОТОКОВ

Прикрытое сплошным, без единой щелочки, крепким панцирем, живет своей невидимой извне жизнью гнездо. Где-то, чаще всего глубоко под сводами купола, отделенная от него лабиринтом переходов, лежит небольшая плоская, подобно раковине перламутреницы, камера. Она одна в хрупкой сердцевине гнезда одета в прочные, будто бронированные, стенки. Здесь обитают два старейших термита колонии, ее основатели и родоначальники, отец и мать всей семьи. Занимаемая ими камера и сейчас именуется царской ячейкой.

Если аккуратно раскрыть створки камеры, глазу представится необычное зрелище.

Овулирующая самка — мать колонии — всей тяжестью своего непомерно крупного полупрозрачного брюшка лежит на дне ячейки. Здесь же прячется в несколько раз меньший самец. Вокруг суетится множество рабочих. Одни подбегают к раскрытым жвалам самки, отрыгивают и передают ей корм, чистят, облизывают голову, челюсти, передние ноги. Другие поглаживают усиками и ротовыми щупальцами, теребят и обкусывают жвалами оболочку брюшка, сочащуюся выделениями. Третьи копошатся в противоположном конце камеры — у последнего сегмента брюшка. Здесь появляются на свет яйца.

Яйцо сразу же подхватывается одним из термитов. Он берет его жвалами, обмывает слюной и, почистив, передает другому.

Описывая добытую в Эритрее родительскую камеру знаменитых «воинственных термитов» — термес белликозус, исследователь отмечает, что свита царицы — все эти кормилицы, повитухи, няньки — окружена извне кольцом солдат. Солдаты стоят реже или чаще, но всегда головами вперед, всегда готовые отразить возможное нападение.

Жизнь бурлит и вокруг родительской камеры. По ходам, ведущим к ней, движутся вереницы рабочих. Попав в камеру, они кормят самку и самца, облизывают и чистят их. Движимые этой потребностью, они как магнитом стягивались сюда из дальних углов гнезда. Отдав корм, прикоснувшись к усикам царицы или царя, облизав их, выпив с поверхности их тела каплю выделений, те же рабочие приобретают новый, противоположный заряд, новую потребность, и она настойчиво выталкивает их, гонит отсюда. Послушные новому зову, они уходят, унося в усиках след прикосновения, а в зобике микроскопическую каплю, слизанную с тела обитателей родительской камеры, или, скажем, в жвалах только что появившееся на свет яйцо.

Скормленная царице пища превращается в ее организме в беспрерывно выделяемые яйца, в зародыши новых членов общины, а два потока насекомых — вливающийся в царскую ячейку и изливающийся из нее — делают камеру с родительской парой глубинной точкой роста, жизненным центром семьи.

8. ВОЗДУХ И КРЫЛЬЯ

Если кровля гнезда неожиданно повреждена и в ней образовалась щель или небольшой пролом, эту брешь сразу закроет своей сильной головою солдат. Когда разрушения велики и ход наружу не закрыть головой, находящиеся поблизости солдаты подают сигнал тревоги. Сигнал подхватывают и повторяют другие солдаты. Они сильно бьют головами о землю, о стенки ходов. Такие удары и щелканье зубчатых жвал можно слышать даже невооруженным ухом.

Эти ли, а может, другие, сопутствующие им сигналы поднимают в термитнике тревогу. Движение цепей становится гораздо более быстрым. Крылатые стараются укрыться внутрь гнезда. А навстречу проникающему сквозь пролом свету солнца и свежему воздуху, который, как мы скоро узнаем, отличается от гнездового, спешат снизу солдаты и рабочие.

Некоторые выбегают даже за границу дома и снаружи прикрывают собой поврежденный участок. Впрочем, таких совсем немного. Зато изнутри район аварии заполнен термитами.

Спрятав в ходах свои беззащитные тела с мягким брюшком, солдаты выставляют вперед бронированные хитином головы и угрожающе поводят из стороны в сторону острыми жвалами.

Если враг попытается сунуться в гнездо, его встретит щелкающий зубчатыми щипцами заслон.

Пока клешни солдат надвое разрубают тела муравьев, намертво впиваются в язык и