на ключевой пункт в прошедшем. И если бы ваша затея удалась, Деннис Хольт был бы теперь диктатором народа рабов. Вы не заслуживаете эвтаназии; вы совершили слишком тяжкое преступление. Вы должны жить и выполнять возложенные на вас обязанности, пока не умрете естественной смертью.

Смит жадно глотнул воздух.

– Это была его вина, – если бы он успел унести тетрадку…

Ерус иронически взглянул на него:

– Его? Деннис Хольт, двадцати лет, в тысяча девятьсот сорок третьем… его вина? Нет, ваша; вы виновны в том, что пытались изменить свое прошлое и настоящее.

– Приговор вынесен. Разбирательство закончено, – объявил судья.

И Деннис Хольт, девяноста трех лет, в 2016 году от Рождества Христова покорно вышел и вернулся к работе, от которой его освободит только смерть.

А Деннис Хольт, двадцати лет, в 1943 году от Рождества Христова вел такси домой из Бруклина, недоумевая, что же все-таки все это значило. Косая завеса дождя поливала ветровое стекло. Денни хлебнул из бутылки и почувствовал, как успокоительное тепло распространяется по всему его телу.

Что же все-таки это значило?

Банкноты хрустели в кармане. Денни осклабился. Тысяча долларов! Его ставка. Капитал. С такими деньгами многого добьешься, и он не даст маху. Парню только и нужно, что наличные деньги, и тогда он сам себе хозяин.

– Уж будьте уверены! – сказал Деннис Хольт убежденно. – Я не намерен всю жизнь торчать на этой нудной работе. С тысячью долларов в кармане – не такой я дурень!

Дом, который построил Джек

Мелтон с угрюмым видом вошел в гостиную, остановился возле окна и, сцепив руки за спиной, погрузился в мрачные раздумья. Микаэла, его жена, подняла голову. Жужжание швейной машинки смолкло.

– Ты заслоняешь мне свет, Боб.

– Правда? Прости, – буркнул Мелтон.

Он чуть отступил в сторону и остался стоять в прежней позе, все так же нервно перебирая пальцами.

Микаэла нахмурилась, медленно обвела недоуменным взглядом комнату и поднялась со стула.

– Выпьем чего-нибудь? – предложила она. – Мне кажется, ты слишком напряжен. Как насчет хорошего крепкого коктейля?

– Лучше уж хороший глоток виски, – слегка оживился Мелтон. – Сейчас налью. Гм…

Он шагнул было к двери, но вдруг остановился, будто в нерешительности.

Микаэла тут же вспомнила о холодильнике.

– Я все сделаю, – быстро сказала она.

Однако Мелтон что-то пробубнил и твердым шагом вышел из комнаты.

Микаэла села на диван у окна и свернулась калачиком, закусив губу и ловя каждый звук. Как она и предполагала, Боб не торопился открывать холодильник. Слышалось дребезжание стаканов, звон бутылок и бульканье. В последний раз, когда мужу что-то понадобилось в холодильнике, до Микаэлы донесся резкий вскрик, а потом приглушенные ругательства. Боб так и не рассказал тогда, что произошло. Микаэле вспомнились и другие происшествия, случившиеся в доме за последние три дня, и она беспокойно поежилась. Но отнюдь не от холода. В доме было тепло, пожалуй, даже жарко, что само по себе вселяло беспокойство и служило лишним поводом для тревоги. Дело в том, что угольная печь в подвале работала чересчур эффективно.

Мелтон вернулся в комнату, держа в руках два стакана виски с содовой. Он протянул один Микаэле и плюхнулся в кресло рядом с ней.

В комнате надолго воцарилась тишина.

– Если ты заметила, – наконец нарушил молчание Мелтон, – я не положил лед.

– Ну и что?

– А то, что сегодня лед у нас есть. Вчера его не было. А сегодня формочки полны. Да вот только лед красный.

– Красный лед? – переспросила Микаэла. – Ну, я тут ни при чем.

Муж бросил на нее мрачный взгляд:

– А я тебя и не обвиняю. Не думаю, что ты вскрыла вены и налила кровь в формочки для льда, просто чтобы подразнить меня. Я только сказал, что лед красный.

– Ничего страшного, обойдемся без льда. А где бутылка?

Мелтон опустил руку за спинку кресла и достал бутылку.

– Я подумал, что одной порцией мы не обойдемся. Кстати, Микки, ты звонила сегодня агенту?

– Звонила. Да что толку? Он вбил себе в голову, что у нас завелись термиты.

– Хотелось бы в это верить. Лучше уж термиты, чем… Ну а что с предыдущим владельцем? Неужели о нем так и не удалось хоть что-нибудь узнать?

– Нет. И вообще, агент считает, что мы лезем не в свое дело.

– Какая разница, что он считает? – Мелтон припал к стакану. – Мы купили этот дом при условии, что он не будет… – Он запнулся и, обменявшись с женой долгим взглядом, кивнул: – Да, все правильно. Нам нечего сказать.

– Хармон упорно твердил об электриках и сантехниках. И даже порекомендовал нескольких.

– Да уж, от них-то будет много проку.

– Ты неизлечимый пессимист, – заявила Микаэла. – Налей мне еще виски. Спасибо. В конце концов, мы экономим на угле.

– Ценой моего рассудка.

– Может, ты просто не разбираешься в таких печах?

Мелтон поставил стакан и воззрился на жену.

– Я взял в офисе схему ее устройства.

Мелтон работал в нью-йоркском рекламном агентстве, что и стало одной из причин покупки этого дома, расположенного всего в получасе езды от Манхэттена, на тихой окраине маленького городка на берегу реки Гудзон.

– Мне пришлось выяснить, как работает наша печь. Вот место для тяги, вот дымоход, а вот это встроенный котел. Сюда закладывается уголь. Он, по идее, сгорает, нагревая в котле воду, которая затем поступает в радиаторы. Есть еще воздухозаборник. Он не работает. Вот, смотри. Если ты зажигаешь спичку, она же сгорает?

– Конечно сгорает.

– Вот видишь, а уголь не сгорает, – заявил Мелтон. – Три дня назад я положил в печь пару лопат угля. Так вот, слой его лежит там до сих пор и светится красным. А в доме тепло. Это ненормально. – Он потянулся на другой край стола и полистал бумаги. – Я даже подсчитал, за сколько уголь должен сгореть. Максимум за четыре часа. Но не за три дня.

– Может, там есть стокер и уголь подается механически? – предположила Микаэла. – Ты смотрел?

– Ну, рентген я не использовал… Но смотреть смотрел. Пойдем, я тебе покажу.

Он поднялся, взял Микаэлу за руку и повел ее к подвалу. По пути они прошли мимо свихнувшегося холодильника.

Подвал был просторный, с цементным полом и двенадцатью вертикальными опорными балками. В одном из углов, возле угольного бункера, стояла печь – грязно-белое, округлой формы сооружение, из которого торчали изолированные одна от другой трубы, уходящие вверх перпендикулярно потолочным балкам. Все отверстия для тяги были закрыты, но гидростатический термометр вверху котла показывал 150 градусов. Мелтон открыл металлическую дверцу. Лежащий внутри слой угля светился красным, и по его поверхности бегали