Будучи в Ханое, я выступил с речью перед студентами национального университета Вьетнама. Скажу честно, ничего похожего мне раньше испытывать не доводилось. Сама речь была ничем не примечательной: обзор развития американо-вьетнамского военного сотрудничества за минувшие пятнадцать лет, – но вот атмосфера, в которой проходило выступление… Когда я вошел в зал, там гремела музыка в стиле то ли диско, то ли фанк, сверкали и бликовали стробоскопы, а собравшиеся слушатели – в основном молодые офицеры, но хватало и молоденьких студенток, – аплодировали, свистели и, как принято выражаться сегодня, вообще отрывались. Что ж, единственный способ удостоиться такого приема, словно я – заезжая рок-звезда, это, как выяснилось, получить приглашение от диктаторского режима.

Катастрофы

Дважды в течение 2010 года американские военные приходили на помощь населению в чрезвычайных ситуациях. Во вторник, 12 января, в шестнадцать пятьдесят три по местному времени, катастрофическое землетрясение силой семь баллов произошло на Гаити. По окончательным подсчетам, три миллиона человек пострадали и 315 000 погибли. Когда масштабы трагедии стали очевидными, президент Обама распорядился обеспечить скорейшую переброску американских военных подразделений на Гаити для оказания помощи и поддержания порядка. Я нисколько не сомневался, что основным побудительным мотивом президента было стремление не допустить гуманитарной катастрофы, однако я полагал, что еще он хотел продемонстрировать, как быстро способно правительство США мобилизоваться в чрезвычайной ситуации (особенно если сравнивать с реакцией администрации Буша на последствия урагана Катрина), и заработать как можно больше политических очков дома и за рубежом.

Первый запрос из Белого дома на оказание военной помощи пострадавшим на Гаити поступил в министерство обороны утром 13 января; мне сказали, что президент хочет «оперативного и адекватного отклика». Обама попросил передать, что идеальное развертывание не требуется, «просто перебросьте наши части как можно скорее». Также президент подчеркнул необходимость плотного контроля за ситуацией и поручил докладывать ему ежедневно, утром и ближе к вечеру. Два катера береговой охраны США первыми добрались до Гаити 13 января, а вечером того же дня на острове приземлились два борта С-130 ВВС США (из авиакрыла специальных операций), которые доставили медицинское оборудование, припасы и средства связи. В первую спасательную команду из тридцати человек входили саперы и военные строители, планировщики и специалисты связи. По моему распоряжению к Гаити выдвинулось несколько кораблей ВМС, в том числе авианосец «Карл Винсон». Чтобы вновь открыть международный аэропорт в Порт-о-Пренсе, на остров перебросили дополнительный персонал ВВС; я утвердил приказ о «подготовке к развертыванию» бригады 82-й воздушно-десантной дивизии, всего около 3000 солдат. На момент землетрясения на острове находились 66 американских военнослужащих; они сообщили, что порт непригоден для высадки, пресной воды нет, нужна срочная медицинская помощь и специалисты по погребениям, чтобы надлежащим образом захоронить многочисленные жертвы. Мы делали все возможное, чтобы направить корабли, самолеты, оборудование и людей на Гаити как можно быстрее. Я сказал главе Южного командования[115]генералу Дугу Фрейзеру: «Президент присвоил ситуации наивысший приоритет. Составьте список необходимого – мы вам все предоставим. И не стесняйтесь с запросами».

Операция проходила не то чтобы гладко. Когда в Овальном кабинете в тот вечер мы докладывали президенту о наших действиях и планах, Обама, Донилон и другие в один голос повторяли, что все делается слишком медленно. Мы с Малленом попытались объяснить, что на острове царит хаос, дороги перекрыты, управление воздушным движением в международном аэропорту фактически отсутствует, а портовые сооружения в значительной степени разрушены. Наша основная задача на первом этапе заключалась в том, чтобы снова заработал аэропорт; благодаря этому мы сможем перебрасывать на Гаити существенно большие объемы грузов, включая технику и людей. Донилон вел себя агрессивнее прочих, укорял нас в медлительности и громко жаловался на «неспособность армии справиться с кризисом». В конце концов он перегнул палку со своим шоу на глазах президента и других – когда позволил себе вслух усомниться в том, что генерал Фрейзер подходит для руководства операцией. Пожалуй, я редко, будучи в Овальном кабинете, злился сильнее, чем в тот момент, и, как никогда, был близок к тому, чтобы в разгар совещания выскочить вон из помещения, хлопнув дверью. Страшно хотелось закатить истерику и заявить президенту, что ему стоит определиться, кто тут вообще министр обороны. Понадобилась вся сила воли и вся самодисциплина, чтобы не дать выплеснуться эмоциям и усидеть на месте.

К 14 января экстренная команда ВВС расчистила взлетно-посадочную полосу в аэропорту и приступила к восстановлению круглосуточного управления воздушным движением. На рассвете 15 января на Гаити прибыло пять грузовых самолетов С-17 с дополнительными средствами связи и оборудованием для организации авиадиспетчерской службы, а также еще 115 сотрудников ВВС, которые взяли на себя заботы по управлению воздушным движением в зоне аэропорта и расширением его возможностей. С 16 по 18 января нам удалось посадить в международном аэропорту Порт-о-Пренса 330 бортов; это количество намного превышало объем воздушного трафика до землетрясения. Половину бортов составили гражданские рейсы, более восьмидесяти самолетов привезли помощь от других стран. (Наши усилия по налаживанию работы аэропорта позднее охарактеризовали как самую напряженную работу одной взлетно-посадочной полосы в истории – 4000 взлетов и посадок, раз в пять минут, в первые двенадцать дней после землетрясения.) Авианосец «Карл Винсон» подошел к острову 15 января, доставив 600 000 аварийных продовольственных пайков и 19 вертолетов. В тот же день заместитель главы Южного командования, генерал-лейтенант Кен Кин, прибыл на остров и возглавил рабочую группу по координации спасательных мероприятий. За выходные к «Винсону» присоединилось еще несколько американских военных кораблей, которые доставили вертолеты и морских пехотинцев. Спустя считанные дни после землетрясения мы располагали на Гаити 17 кораблями, 48 вертолетами и 10 000 моряков и морских пехотинцев – на самом острове и в прибрежных водах. Вашингтон назначил администратора Агентства по международному развитию, доктора Раджива Шаха, руководить и координировать усилия по оказанию помощи. В этой ситуации, как и в других, Шах проявил себя с наилучшей стороны, доказал свою компетентность и умение сострадать. Отмечу заодно, что с ним всегда легко найти общий язык.

Увы, к моему великому огорчению, президент направил на Гаити главу аппарата ШНБ Дениса Макдоно. Он прибыл на остров 15 января, в сопровождении капитана ВМС Джона Кирби, пресс-секретаря Объединенного комитета начальников штабов. Лично я после скандала «Иран – контрас» считал привлечение – или вмешательство – СНБ в оперативные вопросы, мягко говоря, неоправданным. Против самого Макдоно я ничего не имел; беда в том, что такие «службисты» постоянно лезут не в свое дело, и когда административный чин из Белого дома принимается утверждать, что говорит от имени президента, то порядок соподчиненности нарушается. Предполагалось, что Макдоно будет отвечать за информирование прессы и общественности, но все восприняли его появление на острове как признак «бюрократической интервенции». Даже Джим Джонс, подчиненным которого формально был Макдоно, но который, по всей вероятности, сам его на Гаити не отправлял, признал, что это решение уж чересчур политическое. Он позвонил мне через день или два после прибытия Макдоно на остров и спросил, лишь отчасти в шутку: «Дотянулись до вас наши щупальца?» Я признался своим сотрудникам, что увидел во всем этом очередное проявление неготовности Белого дома к кризисам и очередной образчик микроменеджмента: с инаугурации минул год, а президент словно по-прежнему участвовал в предвыборной кампании.