Намереваясь закончить беседу, Елизавета раздумывала, требует ли вежливость пригласить визитера на обед, следующий за аудиенцией. Трапеза проходила ежедневно именно в этом зале, и ей предшествовали бесчисленные пышные приготовления. Королева их терпеть не могла, но они были необходимы, хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на гостей высокого ранга и дипломатов и чтобы исключить опасность отравления. После того как лейб-гвардейцы накрывали обеденный стол и двое слуг символически натирали его хлебом и солью, они же выносили множество позолоченных блюд с различными яствами, разумеется, многократно при этом кланяясь. После этого горнисты и барабанщики подавали сигнал, созывая к столу гостей.

Однако прежде чем можно было приступать к трапезе, еду проверяли на удобоваримость. Для этого появлялась одна из придворных дам; проделав множество реверансов, она вынимала специальную ложку и пробовала каждое кушанье. Потом наступала очередь королевы выбрать блюда, которые должны быть сервированы… До невозможности унылый ритуал! Елизавета не помнила, когда она в последний раз ела что-то горячее.

Решение не приглашать молодого Коллинкорта пришло спонтанно. Он был слишком хорош, чтобы сидеть вместе со всеми за обеденным столом. От нее не укрылось, что придворные дамы уже сейчас шушукаются о нем и фрейлины что-то живо обсуждают. Разумеется, все воображают, будто она ничего не замечает. Елизавета решила серьезно поговорить с девицами: такая необходимость опять назрела. Время от времени ее величество имела обыкновение раздавать оплеухи или поступала еще более жестоко — отсылала провинившуюся обратно в отцовское имение. Бывали даже случаи, когда она запрещала браки, особенно если амурные отношения возникали за ее спиной.

Нет, молодой Коллинкорт не будет участвовать в обеденной трапезе и не будет жить при дворе. Она давно приняла такое решение. Хотя он и был, как поговаривали, искусным врачом, но как королеве ей были нужны компаньоны, способные развлечь ее и поболтать на любую тему — будь то музыка, искусство или литература, а этими качествами кирургик вряд ли обладал. Тем более что в Уайтхолле уже набралось достаточно льстецов, подхалимов и подпевал, которые стоили уйму денег, столь необходимых, если верить лорду-казначею сэру Уильяму Сесилу, на тысячу других, куда более важных нужд.

— Я беседовала с министром Уолсингемом о тайне вашего происхождения, — произнесла она вслух. — По его мнению, не остается никаких сомнений в том, что в ваших жилах течет кровь Коллинкортов.

Неожиданная смена темы застала Витуса врасплох, однако он быстро взял себя в руки.

— Это чрезвычайно радует меня, ваше величество! Как вы, может быть, слышали, адвокатус Хорнстейпл в прошлом не упускал случая оспорить мое происхождение. Чаще всего в ход шел так называемый аргумент, что мною якобы заменили ребенка, которого леди Джейн подкинула к воротам монастыря Камподиос.

Елизавета начала теребить пальцы своих белых перчаток — верный признак того, что ее интерес к аудиенции ослабевал.

— Уолсингем выдвинул убедительный контраргумент: он сказал, что ни одна мать не заменит своего ребенка на чужого — такой поступок был бы лишен всякой логики.

— Я абсолютно согласен с ним, ваше величество. Но вторым голословным утверждением Хорнстейпла было то, что подкинуть своего ребенка могла любая другая женщина. Теперь я наконец могу бесспорно доказать, что этого не было. Я привез протокол показаний одной крестьянки, дом которой находится неподалеку от Камподиоса. В нем старая женщина клянется перед Господом, что смерть настигла леди Джейн в ее доме после того, как та подкинула меня.

Елизавета нетерпеливо взяла документ из рук Витуса. В ней с новой силой проснулся интерес к запутанному случаю.

— Ознакомлен ли господин Уолсингем с этим протоколом?

— Нет, ваше величество.

Елизавета почувствовала некоторое удовлетворение от того, что всезнающий и всесторонне информированный начальник тайной полиции хоть один раз чего-то не знал, и приступила к чтению. Закончив, она вернула бумагу и, благожелательно кивнув, произнесла:

— Это важный документ, кирургик. Не столько для меня, сколько для бесчисленных завистников, которые всегда роями вьются вокруг того, кто получает наследство. Это окончательно закроет им рты.

— Премного благодарен, ваше величество.

— У меня тоже есть для вас кое-какие документы. — Елизавета бросила требовательный взгляд на одну из придворных дам, после чего та быстро вскочила, торопливо подошла к низкому серванту и вернулась с несколькими пергаментными свитками. — Это документы чрезвычайной важности, кирургик, ибо они определят всю вашу дальнейшую жизнь.

Королева развернула первый свиток:

— Вот, пожалуй, самое главное: печатью и королевской подписью здесь скреплено мое повеление признать вас потомком рода Коллинкортов со всеми подобающими почестями.

Витус взял в руки документ. Его вдруг охватило такое волнение, что все буквы слились и заплясали перед его глазами и остался только крупный росчерк со множеством завитков под буквой «Z» и последующей буквой «R», означающей REGINA.

Elizabeth R

— Второй документ удостоверяет, что Гринвейлский замок со всеми постройками и угодьями принадлежит вам. Это же подтверждают другие бумаги, к примеру, эта межевая грамота, в которую уже внесено ваше имя. Тем самым я провозглашаю, что отныне ваше официальное имя звучит Витус Коллинкорт.

Елизавета сделала паузу и вновь потеребила пальцы перчаток. Потом горделиво подняла голову и пристально посмотрела в глаза Витусу.

— Если я правильно расцениваю недоумение в ваших глазах, сейчас вы спрашиваете себя, почему я не жалую вас званием пэра. Ответ прост: титул лорда наследуется лишь тогда, когда упомянутая персона является прямым потомком по мужской линии. Это не ваш случай.

— А… Да, конечно.

— Как нам стало известно, имя вашего предполагаемого отца — Уорвик Троут, и он подмастерье ткача.

— Да, ваше величество. — Хотя Витус никогда не гонялся за титулами, легкое разочарование он все же испытал.

— Однако не следует забывать, что по материнской линии в ваших жилах течет благородная кровь, равно как нельзя недооценивать ваши заслуги в области медицины и раскрытую вами тайну распространения чумы. Ваша книга «De causis pestis» — произведение огромной ценности. Истинное значение ваших открытий, скорее всего, оценят лишь будущие поколения. Преклоните колено, Витус Коллинкорт. Я, Елизавета, королева Англии, дочь Генриха VIII, и так далее, и так далее, жалую вам титул графа Уэртинга.

Витус воспринимал все происходящее как нечто ирреальное. Он опустился на колени и внимал словам своей королевы, словно во сне.

— Я ожидаю, что вы окажетесь достойным графского титула, что будете управлять своим имуществом добросовестно и по лучшему разумению, и, не в последнюю очередь, я ожидаю от вас, что вы сделаете все, дабы в следующий раз черная смерть пощадила мой народ. Повелеваю вам для этого войти в контакт с соответствующими ведомствами.