Затем было много других. Некоторый конфуз в мире шиитов был в отношении дат восстания Мехди, который должен положить конец испытательному сроку шиитов, осуществить «светлое будущее». Согласно Пятому имаму аль-Бекиру имам Али говорил, что этот рай земной должен был наступить через 70 лет. Неосуществление этой мечты ал-Бекир объяснял Божьим наказанием за убийство аль-Гусейна (сына Али, в день предполагаемой годовщины которого шииты по сей день устраивают процессии самоистязания), в результате чего Бог скрыл день, когда восстанет Мехди.

Согласно шиизму, мир не может существовать без имамов, и оккультация (сокровение) имама Мехди совсем не означает

584

его полного исчезновения. От его имени правят его представители или ставленники, тоже именующиеся имамами, непогрешимыми и безгрешными. Мы уже видели, что шииты не признают выборного начала. Откуда тогда берутся имамы? Их назначают их предшественники из числа своих учеников, духовно направляемые в своем выборе сокровенным имамом Мехди. Через них всем миром правит невидимый Двенадцатый имам Мехди. Имамы — муджтахиды, то есть знатоки шариата, будучи воплощением веры, не только знают Закон, но через них миром управляет невидимый Мехди. «В каждом поколении, — пишет исламовед Муса, — один, самый авторитетный, имам правит всей мировой шиитской общиной от имени Мехди, и подавляющее большинство шиитов верит в то, что таким голосом невидимого имама являлся до своей смерти аятолла Хомейни, а после него — назначенный им преемник-аятолла, что в переводе значит «знак Божий»[7].

Шииты и политика: шииты, современный мир и Хомейни

В классическом исламе нет иерархии духовенства. В восточно-арабском мире существует градация между муллами и имамами. Муллы — это малообразованные, а часто почти неграмотные священнослужители, проводящие моления в мелких сельских или частных мечетях, знающие только ритуал молений и их тексты, а имамы, как правило, обладают не менее, чем средним духовным образованием, выпускники медресе, а то и высших богословских школ, служат в больших городских мечетях, преподают ислам в школах и университетах, состоят в улемах — духовных советах. В общем, если первых можно сравнить с нашими сельскими батюшками, то имамов — с епископами. Однако в этой структуре, в отличие от христианской, нет иерархического подчинения. Муллы и имамы существуют сами по себе. Фактически любой грамотный мусульманин, знающий мусульманские молитвенные законы и имеющий представление об учении Корана, имеет право стать во главе мечети или открыть свою мечеть и в ней руководить всем религиозным обиходом. У западных арабов

585

(Магреб) нет и такого различия. Имам — это и сельский начетчик[8], и глава улемы. Некоторые намеки на иерархичность «духовенства» существуют у шиитов, особенно в Иране с его аятоллами. Но это исключение.

Попытка централизовать мусульманскую духовную организацию с неизбежной иерархичностью — главная улема в столице, затем областные духовные управления и т.д. — характерна для XX века с появлением и развитием централизованных мусульманских государств. Характерно, что только в Иране инициатива создания иерархической структуры ислама исходит от духовенства. В остальных странах (в том числе в Советском Союзе и в постсоветской России) инициатива структуризации ислама исходит от правительств этих стран: сильной государственной власти легче иметь дело с централизованной религиозной организацией, в которой руководство отвечает перед государственной властью за действия и поведение всех организаций и молитвенных групп данного исповедания, чем с разрозненным конгломератом молитвенных ячеек, разбросанных по всей стране и ответственных только перед Богом.

Естественно, что в этом процессе иерархизации и централизации религиозных организаций цели духовного руководства радикально отличаются от целей правительства. Там, где инициатива исходит от духовенства (будем этим словом называть и исламских законников — имамов), преследуется теократическая цель. Там, где инициатором является государство, преследуется цель огосударствления религии, подчинения ее государству и исполнения религией государственных задач. Оливье Руа считает, что политический (суннитский) ислам проиграл борьбу за власть с государством, не сумел нигде построить подлинно теократическое государство, поскольку ни одно мусульманское государство, кроме современного Ирана, никогда не возглавлялось мусульманским духовенством. А государство запросто расправлялось с неугодными ему и слишком влиятельными муджтахидами и

586

имамами. Даже в первые десятилетия XX века немало их было казнено за критику шаха и его политики. Не имея иерархической структуры и не делая разницы между «мусульманским» государством, «мусульманской» нацией и мусульманской религией, вожди ислама не заметили, что не они управляют государством, а государство ими. При отсутствии у мусульман организации как таковой все «заклинивается» на личностях и разрозненных мусульманских общинах (уммах). Руа указывает на «нищету исламской мысли по вопросам политических институтов, что поразительно, учитывая то значение, которое ислам придает политике», тем более, что такие ведущие идеологи ислама XX века как Маудуди, Ахмед и др. подчеркивают, что «мусульманину невозможно успешно вести исламский образ жизни в государстве с неисламским образом власти»[9]. Правда, и при власти, которую исламские идеологи признают исламской, например, при власти Сефевидов, глава иранского духовенства, садр, был придворным чиновником, и улема была придворным учреждением, подчиненным правительству. А вопрос, каким должно быть исламское государство в современном мире, остается без ответа, поскольку в положительном смысле эта тема не разработана (за исключением, быть может, требования соблюдать законы шариата, в том числе ампутацию конечностей, запарывание осужденных до полусмерти и самое широкое применение смертной казни). Идеологи мусульманского фундаментализма отказываются признавать подлинно мусульманскими почти все правительства мусульманских стран нашего времени. Тут следует признать прямо-таки революционный сдвиг, совершенный в Иране Хомейни. По словам Руа, он «впервые определил условия власти мусульманского духовенства в государстве». Правда, у феномена Хомейни есть некоторая предыстория. Как и в истории русского православия, так и в Иране политическая роль и власть религии в стране обратно пропорциональна силе государственной власти. Так, политизация иранского шиитского духовенства начинается в конце XIX века с ослаблением Кажарской династии шахиншахов в связи разделением Ирана (Персии) на сферы влияния

587

между Великобританией и Россией, против чего раздался голос протеста со стороны шиитского духовенства. В 1891 году аятолла Ширази протестует против британской табачной монополии. В 1906 году большинство членов улемы активно участвует в конституционном движении Ирана и Ирака, очевидно, надеясь, что национальный парламент окажется оперативнее в защите национальных интересов, чем безвольные шахи. После Первой мировой войны и до 1978 года включительно шиитское духовенство стоит во главе борьбы против западных монополий, против невыгодных для Ирана условий британской нефтяной концессии и т. д.

Победа конституционалистов в 1909 году заставила последнего шаха Кажарской династии Магомета Али отречься от престола, и в стране была создана своеобразная теократическая республика, в которой все решения