Самая известная дверь в мире, Даунинг-стрит, 10, коронованная восходящим солнцем (ImageState / age footstock)

В последней четверти XIX столетия не найти более влиятельной фигуры (за исключением Дарвина), чем великий философ (изначально филолог) Фридрих Ницше (1844–1900). Зимой 1876–1877 годов Ницше, нездоровый ученый тридцати двух лет от роду, побывал в Сорренто, к югу от Неаполя, и чувственная культура этих мест вдохновила его – человеческое тело оказалось в самом средоточии его философских размышлений. “Я стряхнул с себя девять лет, заросших мхом”, – ликовал он после посещения пещеры с рельефом, изображающим Митру, персидского солнечного бога[836]. Во время путешествия по Италии и после него философ писал стихи, воспевающие солнце как любовника. В своей последней книге Ecce Homo, перед тем как безумие полностью поглотило его, Ницше писал: “В тот совершенный день, когда все достигает зрелости и не одни только виноградные грозди краснеют, упал луч солнца и на мою жизнь: я оглянулся назад, я посмотрел вперед, и никогда не видел я сразу столько хороших вещей”[837].

Ко времени появления “Веселой науки” (1883) Ницше утверждал, что восход солнца и достижение им кульминации в зените следует воспринимать как символы того, чем должны стать люди[838](это было несколько лицемерно, учитывая, что сам Ницше из-за своих мигреней часто отсиживался в тени)[839]. В книге “Так говорил Заратустра” (1885) философ ввел понятие “уберменш” – сверхчеловека, который полностью достиг самомотивации и умения владеть собой, каковые свойства он связывал с солнцем.

Эти книги Ницше стали лишь частью общего движения художников, музыкантов и литераторов, восхваляющих солнце. Современник Ницше, художник Эдвард Мунк (1863–1944), внес в это движение весомый вклад. Будучи членом радикального натуралистического движения в своей родной Христиании (ныне Осло), в 1892 году Мунк был приглашен к участию в выставке в Берлине. Там он остался на целых три года. Художник был дружен с Генриком Ибсеном, несколько раз писал его портреты, впервые – в 1897 году в качестве афиши для постановки пьесы “Йун Габриэль Боркман”. Величественная голова драматурга доминирует в картине, а справа маяк посылает в пространство световые лучи. Символизм довольно прямолинеен: Ибсен несет свет, освещая скрытые области человеческого опыта. Мунк также создал серию набросков для “Привидений”, главный герой которых, художник Освальд Альвинг, жаждет жить, но на нем лежит проклятие наследственного заболевания сифилисом. Мунк, страдавший той же болезнью, видел собственные чувства в тоске Освальда по свету и спасению, а в крике Освальда “Дайте мне солнце!” слышал голос собственного надломленного духа. Он описывал свою картину “Весна” как “влечение смертельно больного человека к свету и теплу, к жизни. Солнце… в “Весне” являлось в форме солнечного света в окне. Это и было солнцем для Освальда”[840]. В это время он пришел к убеждению, что его искусство должно стремиться “к раю солнечного царства”.

В том же Берлине Мунк встречался с ведущими немецкими исследователями Ницше, а в 1905–1906 годах писал портрет демонической сестры великого философа Элизабет. Он работал с Августом Стриндбергом, еще одним своим другом, зараженным ницшеанством, над серией картин и стихов, которые заняли целый выпуск журнала Quickborn, посвященный воспеванию солнца. Стриндберг даже хвастался, что обменялся книгами с философом: “Ницше так мощно оплодотворил мою духовную жизнь, что у меня теперь брюхо как у потаскухи. Ницше – мой супруг!”[841]

В 1909 году Мунк получил заказ на цикл из одиннадцати фресок для фестивального зала Университета Осло. Его первая идея, “Гора Человечества”, образ из “Так говорил Заратустра”, не была принята, и он заменил ее монументальным “Солнцем”, также вдохновленным Ницше: главная фреска окружена боковыми панелями, где изображается, как солнце горит внутри всякого творчества. В недатированной дневниковой записи художник развивает эту мысль – на одной стороне зала лучи превращаются в примитивные невидимые силы, а на другой становятся интеллектуальными импульсами:

На то, чтобы закончить работу, ушло семь лет. Косматый бог-творец сидит перед солнцем, которое он вызвал к жизни. Недавний биограф Мунка описывает картину так: “Гигантский горящий шар настолько похож на солнце, что ваши глаза инстинктивно отворачиваются от центрального белого круга, так же как вы избегаете прямого взгляда на его оригинал”[843]. Увидев эту картину, Рихард Штраус – автор собственного оммажа Ницше, симфонической поэмы “Так говорил Заратустра”, – воскликнул, что это в точности соответствует тому, чего он пытался достичь в музыке.