Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но это не испортило мальчику настроения. Сначала он блеснул на одном из конкурсов. Дети должны были отвечать на вопрос, за что они любят своих мам.
– Моя мама очень красивая и добрая! – сказала Вика и сорвала аплодисменты.
– А моя тоже очень красивая, добрая и печёт вкусные пирожки! – не отстала от неё Яна.
Остальные дети, как попугаи, принялись повторять друг за другом про пирожки – обычная история. Рядом с Соней изводилась Настина мама – она ожидала от своей дочки любой неожиданности. Настя, конечно, не подвела.
– А моя… – гордо заявила она. – Моя… Она тоже печёт пирожки, моет посуду и ещё… красивее Янкиной мамы! На-амного!
В зале раздался смех, а Настина мама залилась краской.
Соня тоже переживала. Конкурс этот всегда проводился экспромтом, без домашних заготовок, так получалось интереснее – она сама вела такой в прошлом году. А у них с Вадиком всё-таки нестандартная ситуация – давно ли он стал называть её мамой? Однако мальчик спокойно ждал своей очереди. Лицо его выражало недоумение от глупых ответов детей, мол, я-то сейчас, конечно, скажу так, как надо.
– А за что любит свою маму Вадик? – произнесла, наконец, Танечка.
– Я! Люблю! Свою маму! – с напором начал он, сделал эффектную паузу и выпалил:
– За то, что она моя мама!
В зале на миг воцарилась тишина, а потом все разразились аплодисментами. Нина Степановна, стоящая возле рояля, даже смахнула слезу. Соня и сама поймала себя на том, что вот-вот заплачет. Но это оказалось ещё не всё. Дети начали читать стихи. И вот настал черед Вадика. Соня заметила, что на этот раз он сильно волнуется – мальчик в такие моменты слишком часто моргал и кривил губы.
– Эти стихи… – объявила Танечка. – Вадик сочинил сам! Для своей мамы.
У Сони глаза полезли на лоб. А Вадик, слегка запинаясь, начал читать. Под конец его голос окреп и закончил он уже уверенно и громко. Конечно, эти четверостишия не были поэтическим шедевром, но в них имелись и ритм, и рифма.
– Никогда не пущу её больше болеть.
Буду песни ей только весёлые петь,
Даже хоть мне на ухе топтался медведь! —
– завершил Вадик под шквал аплодисментов и восторженный хохот. Покраснев, он бросился обратно в строй и спрятался за Настиной спиной.
Утренник подошёл к концу. Дети разбежались к родителям, и Соня поймала Вадика в свои объятья.
– Мам, тебе понравился стих?
– Да просто чудо! Замечательно, миленький, правда!
– Что же это ты, Вадик? – спросила у него Настина мама. – Разве твою маму не за что любить?
– Всё правильно он сказал! – вмешалась Надька. – Мам не за пирожки любят, верно, Вадь? И не за красоту. Вот ежели некрасивая, так что – не любить, что ли?
– Конечно, правильно. Очень умно сказал! Тем более что пирожки я печь не умею, – улыбнулась Соня. – Ну, иди, вон вам их сколько там напекли…
Вадик убежал за угощением, а она обернулась и встретилась взглядом с Танечкой.
– Татьяна Викторовна, привет!
– Ой, здравствуй! – девушка закивала ей, но как-то слишком уж часто и подобострастно.
– Признайся, ты Вадику помогала? – весело поинтересовалась Соня.
– Нет, нет, ни капельки, честное слово! – ответила та, почему-то оглядываясь. – Я думала, это вы вместе с ним сочинили.
– Дая понятия не имела!
– Ну надо же! Очень, очень талантливый мальчик, – Танечка уставилась куда-то в левый висок собеседницы, словно косила.
В последнее время Татьяна Викторовна вела себя странно: в глаза не смотрела, стоило Соне прийти за Вадиком – под любым предлогом убегала в спальню. Какой там камень держала за пазухой Танечка, Соня выяснять не рвалась. Но, заметив сейчас, как девушка нервничает, пожалела, что первая завела разговор, сделала вид, что отвлеклась и дала ей возможность уйти.
Надька проводила сменщицу насмешливым взглядом:
– Знает кошка, чьё сало съела…
– В смысле? – не поняла Соня.
– Ты что, не в курсе?
– Не в курсе чего?
– Так ведь она с твоим бывшим живёт.
– С кем… – обомлела Соня.
Танечка живёт с Митей? Как это? Соня думала, что не устоит на месте.
– Ну, военный который… забыла, как звать.
– С Женей? – врубилась, наконец, Соня и смогла сделать вдох.
– Не знала?
Соня даже не могла сообразить, как реагировать на эту странную новость.
– Ну… да, в принципе знала… – выдавила она. – И что из этого?
– Да ничего, – пожала плечами Надька. – Тебе виднее.
И добавила нравоучительно:
– Вишь как – за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь!
К Соне вернулся Вадик, и они отправились на чаепитие. Она невольно ловила глазами Танечку. Интересно, как это у них получилось с Женей, где и как они пересеклись? Ах да, он ведь забирал мальчика из группы, когда Соня лежала в больнице. Она представила себе Танечку рядом с Женей и осталась в недоумении. Странная, однако же, пара. На сколько лет он её старше? И чуть не рассмеялась про себя: чья бы корова мычала!
В голове начало проясняться: значит, вот почему он пропал. К худу это или к добру? Да, пожалуй, к добру. Только Танечку почему-то жалко, хотя… это её личное дело. Может, они будут счастливы, и она никогда не узнает, каким он может быть, если…
Разумеется, никакой ревности Соня не испытывала, хотя неприятное чувство всё же кольнуло её. «Быстро же вы забываете о своей великой любви… Дмитрий Антонович… Евгений Максимович… Не получилось здесь – попробую там». Однако тут же себя осекла: Женя имеет право на счастье, и не ей бы его осуждать.
Соня решила успокоить Танечку – оказывается, девочку попросту мучает совесть. Но удобного случая так и не представилось.
Зато в тот же вечер, словно почувствовав, что о нём вспомнили, Женя объявился сам – позвонил Соне на мобильный.
– Привет, – сказал он. – Есть разговор.
Голос у него был раздражённо-нервозным, и это совсем на него не походило.
– Привет, – ответила Соня. – Если это по поводу квартиры – то я тебя слушаю.
– Это не по поводу квартиры. Точнее, не только. Но по телефону разговор не получится.
Соня заколебалась.
– Хорошо… – нерешительно сказала она. – Приходи. Но не завтра, я завтра дежурю.
– А когда?
– Послезавтра – вечером. И только после семи, когда будет Анька. Я не хочу общаться с тобой наедине.
– Детка, – не скрывая злости, отозвался он, – на тебе свет клином не сошёлся!
– Я в курсе, – ровно ответила Соня. – Но так мне будет спокойнее.