— Нет!

— Может, и еще как. Я узнавал. Такое бывает крайне редко. Но тем не менее. Если дело доходит до суда, то обвиняемому грозит тюрьма. Так что может случиться, что нам ничего другого не останется, как заключить с ним полюбовную сделку: он получит фото, а я — тебя.

— Это звучит слишком уж фантастически!

— Ты думаешь? Слишком фантастически? Ну, тогда придется еще кое-что тебе поведать. Я сказал, что машину у меня забрал отец. А на самом деле…

И я рассказал ей всю правду. Теперь уже нет никакого смысла что-то скрывать. Только правдой мы можем теперь чего-либо добиться.

— Ты… ты думаешь, что Лео действовал по его поручению?

— Этого я не знаю. Но у Лео были не только письма и магнитофонные записи разговоров с Энрико и другими, у него были и наши фотографии. Он снял, как мы входим и выходим из маленького домика на Брунненпфад. Почему бы тогда твоему мужу было не сказать: Лео, езжайте на Эльбу и продолжайте делать то же самое?

— Ты и правда думаешь, что он поручил Лео шантажировать нас?

— Да. Методы очень похожи. Но даже если Лео действует по собственной инициативе и показал твоему мужу снимки — эффект будет тот же.

— Мне так мерзко, Оливер.

— И мне тоже.

В этот день после обеда мы опять сидим на террасе маленького бара в Марчано Марина. Мы смотрим, как рыбаки готовят свои лодки к лову, пьем вино и держимся за руки.

Все, что происходит дальше, столь же печально, как и смешно. В тот момент, когда я собираюсь вынуть из кармана браслет и вручить его Верене, она вынимает из нагрудного кармана своей блузки золотые наручные часы и говорит:

— А у меня для тебя подарок.

На оборотной стороне часов надпись:

С ЛЮБОВЬЮ — ВЕРЕНА.

На браслете же надпись:

С ЛЮБОВЬЮ — ОЛИВЕР.

ЭЛЬБА 1961.

Увидев это, Верена разражается почти истерическим смехом.

— Что здесь смешного?

Она продолжает хохотать.

— Верена, скажи наконец, в чем дело?

Она перестает смеяться, в ее глазах я вижу слезы.

— Милый ты мой… дорогой… Я обратила внимание, что ты приехал без своих часов. И я решила подарить тебе новые. Но, как я тебе говорила, мой муж считает каждый потраченный мной пфенниг. Вот я взяла да отнесла свой браслет к одному из ювелиров в Портоферрарио…

— Тому, что на площади Республики?

— Да, именно. И он взял его на комиссию. За часы для тебя я внесла задаток. Ювелир сказал, что, как только он продаст браслет, я могу получить часы. И вот он его продал!

— Мне! И ты получила назад свой браслет!

— А ты — новые часы. Но откуда у тебя деньги на браслет?

Я рассказываю ей — откуда.

— Если бы ты не работал у сеньора Фелланцони, то, возможно, и не встретил бы миссис Дюрхэм. И не оказался бы у Ингрэмов.

— Может, у Ингрэмов и не оказался бы, но у твоего мужа — уж точно. Я ж говорю тебе, у него тут есть свой соглядатай. Он играет с нами в кошки-мышки. За нами наверняка и сейчас наблюдают, вот прямо в сию минуту. Может быть, именно сейчас сделан еще один снимок!

— Теперь все должно произойти как можно быстрее, Оливер. Долго я просто не выдержу.

— Три месяца, Верена. Еще лишь только три месяца!

Часы и браслет мы по дороге домой оставляем в Касацции у дедушки Ремо. Я прошу его взять и то и другое на хранение.

— С удовольствием, — говорит он. — Бог поможет.

Теперь нас постоянно приглашают то к Ингрэмам, то к миссис Дюрхэм. На чай. Или поиграть в теннис. И почти всегда с нами Манфред Лорд.

— Мой старый друг Ингрэм! Кто знает, когда мы опять свидимся? Все так неопределенно. Что будет? Война или мир? Так давайте же, друзья, будем счастливы!

Счастливы…

Я вспоминаю последний счастливый день на острове. Это было 29 августа. Дул очень сильный северо-восточный ветер, и морские волны цвета зеленого бутылочного стекла были высотой с небольшие дома. Верена сказала, что она все равно пойдет купаться. Сначала прибой сбил нас обоих с ног, но когда нам удалось немного удалиться от берега, море легко понесло нас по вершинам волн и пропастям между ними все дальше и дальше от берега. Нам не нужно было даже плыть, движение волн и содержание соли в воде не давали нам пойти на дно. Небо было черным, а море зеленым.

Берег уже далеко-далеко.

Мы обнимаемся, качаясь вверх-вниз на волнах. Наши тела сплетаются, губы смыкаются, я вижу гонимые мимо нас волнами ветки, куски древесины и водоросли, а в Верениных глазах — отражение несущихся по небу грозовых туч.

Когда громадная волна отрывает меня от нее, я замечаю на пляже две блестящие точки, но не говорю об этом. Это линзы полевого бинокля, которые направил на нас тот, кто за нами наблюдает. Кто бы это мог быть?

1 сентября мы покидаем Эльбу.

Погода в этот день плохая. Многим людям на корабле становится плохо. Я сижу рядом с Эвелин на палубе. Манфред Лорд пьет виски. Верена стоит на корме и смотрит в морскую даль. Ее волосы развеваются.

Еще три месяца. Всего только три месяца. От чего же тогда это предчувствие смерти? Я тоже выпиваю порцию виски. Не помогает. Сегодня оно очень-очень сильное — это предчувствие.

Все. Я дошел до ручки. Манфред Лорд стоит у поручней с бокалом в руках и, улыбаясь, глядит на меня. Я отворачиваюсь от этой улыбки, не в силах ее вынести. Так плохо у меня теперь с нервами.

Конечно, постыдная вещь, когда муж любовницы везет тебя на машине, оплачивает тебе проезд в спальном вагоне. Но у меня кончились деньги. Миссис Дюрхэм пока остается на острове. А я с Вереной, Эвелин, псом боксером и господином Манфредом Лордом отправляюсь из Пиомбино во Флоренцию в новеньком «мерседесе-300». Теперь я проделаю с юга на север тот же путь, который вместе с миссис Дюрхэм проделал с севера на юг. Мы мало говорим друг с другом. Идет дождь. Холодно.

Мы прибываем во Флоренцию за два часа до отхода поезда. Господин Лорд говорит, что хотел бы купить на Виа Витторио Эмануэль кое-что из украшений для своей жены. Может быть, золотые браслеты или цепочки, потому что золото в Италии так дешево. Он произносит это спокойным и естественным тоном, отдавая шоферу, ожидавшему нас у большого привокзального гаража, документы на машину и ключи от нее.

А мне, пожалуй, стоит посмотреть город, советует Манфред Лорд. Вот билеты в спальный вагон. Встретимся в поезде.

И вот я шагаю по вечерней Флоренции, вижу вокруг красивые дома и мосты и великое множество людей. Я гуляю так долго, что под конец мне приходится взять на последние деньги такси, чтобы успеть на поезд. Когда я вхожу в большой зал вокзала, по трансляции уже называют мое имя.