и слева тянется непроглядная густо-зеленая полоса растительности, откуда несутся печальные крики птиц; огромные старые дубы едва не гнутся под тяжестью длинных шлейфов испанского мха.

Заросли иногда вдруг расступаются и даже вовсе исчезают, уступая место плоским участкам ярчайше-зеленого цвета: это болота, откуда поднимаются в воздух стаи диких уток и белых цапель. И вновь заросли смыкаются непроницаемой стеной. Вот у подножия дерева, высунувшись из тины, застыл аллигатор; плеск весел заставляет его нырнуть. Гребцы Жана Лафита не обращают на него никакого внимания. Чуть дальше под сенью деревьев в небольшой излучине показывается несколько хижин под коническими крышами – индейская деревушка. Перед ней в пироге сидят рыбаки. На их выбритых головах видна оставленная посередке черная прядь; бронзовые лица даже не поворачиваются в сторону проходящей шлюпки.

Справа начинается приток, за ним – другой, потом еще один слева и опять справа. До бесконечности. Рукава смыкаются, расходятся, ныряют в узкие туннели в девственной растительности. Умопомрачительное сплетение, в котором способен разобраться лишь опытный глаз, утомляет внимание. Солнце уже близится к зениту, и гребцы берут ближе к берегу, чтобы оказаться в тени нависающих ветвей. В полдень Лафит приказывает остановиться на отдых. Потом экипаж продолжит путь до темноты; заночуют они в бухточке в сложенном из ветвей бунгало.

Наутро по мере спуска рукав будет расширяться все больше и больше. Впереди меж разошедшихся берегов засверкает на солнце светлая полоса. Уже море? Нет, озеро. Широкое, дикое, окруженное лесом, подходящим почти вплотную к воде. Лишь кое-где на узких песчаных пляжах виднеются островерхие индейские хижины и вытащенные на берег пироги. Мы оказались в озере Большая Баратария. Это крупный водоем: двадцать километров в длину и десять в ширину. Издали озеро кажется непроточным, но это не так. Из его южной оконечности вытекает очередной рукав. Лодка Жана Лафита направляется туда, спускается еще с десяток километров вдоль острова, на котором возвышается странный пирамидальный холм, после чего рукав впадает еще в одно озеро – Малая Баратария, меньших размеров, чем его старший брат, и также заканчивающееся протокой.

Все эти топографические подробности рискуют утомить нас, хотя, в отличие от гребцов Жана Лафита, мы не гнулись двое суток на веслах. Но без этого трудно будет понять ход разыгравшихся здесь событий.

Итак, мы проехали два озера, прошли еще одну протоку, и перед нами открылась третья водная гладь шириной с Большую Баратарию; ее можно было бы принять за озеро, но морской запах не позволяет ошибиться – это уже не озеро. Мы в бухте Баратария, выходящей в Мексиканский залив. Впрочем, «выходящей» слишком громко сказано. Два плоских песчаных острова почти полностью закрывают доступ в нее со стороны моря. Острова носят названия Большая Земля (в память о Санто-Доминго) и Большой Остров. Узкий проход между ними скорее угадывается, но именно в труднодоступности и заключалась ценность бухты Баратария.

Как и озера того же названия, она окаймлена лесом. Если смотреть издали, то из-за островов, на внутренней стороне бухты, тоже виднелись строго вертикальные голые стволы: то были мачты кораблей. Целая флотилия скрывалась в Баратарии, причем это не были речные или озерные суда. Хотя паруса их были спущены, по длине мачт и высоте корпусов можно было легко догадаться, что корабли предназначены не только для каботажного плавания в Карибском море, но и для далеких океанских походов. В открытом море они наводили страх, а здесь, спрятанные за песчаными островами, выглядели буднично и мирно.

Если бы вам довелось побывать на островах бухты Баратария в ту эпоху, вы бы удивились странным деревянным строениям, похожим на жилища покорителей американского Дальнего Запада. Еще пуще удивила бы вас публика, сидевшая в тени навесов или слонявшаяся по солнцепеку. Внешне она была похожа на уже знакомое нам разбойное население Тортуги, разве что вычурной пестротой костюмов напоминала нынешних отпускников, устремляющихся вкусить «первозданной» жизни у моря. Но одежды баратарийцев были оборваны по-настоящему, а лица покрывал стойкий морской загар с белым налетом соли. Если бы вы из любопытства стали исследовать остров, то на оконечности, обращенной к узкому проливу, обнаружили бы предметы, призванные отбить охоту у непрошеных визитеров, – пушки.

Это было классическое пиратское логово, тайное убежище Жана Лафита и одновременно источник его богатства и влияния.

Залив Баратария, острова Большая Земля, Большой остров и проход между ними (Grand Pass) на французской карте 1853 года

Горстка пиратов-кустарей обосновалась в протоках и потайных рукавах миссисипской дельты еще в 80-х годах XVIII века; промышляли они мелкими нападениями, чувствительными не более, чем комариные укусы. В начале нового столетия опытные профессионалы разбоя уяснили, что запутанная водная сеть Баратарии представляла собой идеальное убежище: с моря в нее можно было с трудом протиснуться между двумя песчаными островами, зато из бухты водный путь вел далеко вглубь континента, доходя чуть ли не до предместий Нового Орлеана. Разбойничье логово идеально отвечало трем главным условиям: укрыто от ураганов, недоступно для крупных боевых кораблей и удобно для отправки добычи к местам сбыта.

Верткие суда входили в бухту, пираты тут же перегружали товар на баркасы или лодки, поднимавшиеся по протокам и рукавам через два озера Баратария к Новому Орлеану. Сбыв награбленное, разбойники растекались по притонам Бассейной улицы, где к ним тут же прилипали, словно кровососы, представительницы древнейшей профессии всех оттенков кожи и собутыльники, готовые ночи напролет слушать их хвастливые рассказы о лихих подвигах на море.

Режим свободной конкуренции продлился несколько лет, неизбежно породив смуту. Пираты всех национальностей стали стягиваться в Баратарию. Старожилы начали ворчать: «В бухте и так тесно!» Капитаны стали обвинять друг друга в переманивании матросов, бесчестной конкуренции и даже кражах награбленного. Ссоры переросли в стычки, пролилась кровь. Постепенно примитивное сообщество разбойников пришло к заключению: «Нам нужен вождь!» Взоры всех обратились к Жану Лафиту.

Братья Лафит, снарядив свою первую пиратскую шхуну, быстро поставили дело на широкую ногу. Жан командовал шхуной, предоставляя другим пиратам отвозить добычу из Баратарии в Новый Орлеан, где не было недостатка в покупателях. Братья Лафит обзавелись в городе посредниками, работавшими с полной нагрузкой. Бизнес процветал. Вскоре братья купили вторую шхуну, потом еще несколько судов. Неудивительно, что, когда баратарийцы почувствовали необходимость в главаре, они обратились к человеку, наиболее преуспевшему в делах. Жан был предпочтительнее Пьера, поскольку имел больший опыт как на морском, так и на коммерческом поприще. Кстати, Пьер, став отцом семейства, все реже появлялся в Баратарии.

– Кузнец, стань нашим босом!

Лафитов все еще называли в Баратарии кузнецами, памятуя об их первом предприятии. А