Там же, куда пустохлябь еще не дошла, было не намного лучше. Проезжая, мы видели опустошенно замерших, заранее капитулировавших людей. И редкие, ртутно поблескивающие фигурки бывших господ. Часто они и сами сидели в прострации, подобно своим подданным.»Или же метались между ними, размахивая руками, что-то крича и приказывая. Неслышное, неважное, необязательное…

Помочь мы никому ничем не могли и только скользили мимо. Наблюдая, собирая информацию – зачем? Кому она могла пригодиться?

Уже под вечер, проскочив через Скарбницкое княжество, мы заглянули в Угнанское княжество, в хоромы князей Окин-фовых.

Пройдя по пустым залам, где так давно пировали, празднуя вокняжение Якова, поднялись в его покои. Там он и сидел– в затянутой сумерками горнице, за пустым дубовым столом. Как и мы – в скафандре. Руки подпирают тяжелую, без единой мысли голову, взгляд бездумно устремлен за окно, в гаснущий день. А тоскливая мысль в этой голове только одна: может быть, это последний день княжества?

Я прикоснулась к его плечу.

Яков вздрогнул, поднял глаза, сказал:

– А, княгиня…

И вновь отвернулся.

Я его слышала – через его мысли. Как и раньше. Моя коммуникативная способность никуда не делась. Я всех слышала – если было что слышать. Но только когда человеческие мозги производили что-то помимо идиллической умиротворенности. Которая была так близка к умиранию…

Вот и унылые слова Якова я слышала. Ответить не могла. Но тем не менее сказала: – Идем, князь.

И потянула его за руку, поднимая с насиженного места.

– Куда вы меня, зачем?.. – попытался возмутиться он, беззвучно открывая рот.

– Там узнаешь! – так же беззвучно ответила я, вытаскивая его из-за стола.

Около нашей автомобильной глыбы, на которую Яков воззрился с понятным удивлением, я приказала: – Залезай! – и для убедительности махнула рукой, указывая направление.

Но Яков топтался на месте, не понимая, чего от него хотят.

Пришлось моему супругу показать ему маршрут.

Глядя вслед Михаилу, исчезнувшему в толще неподъемной каменюки, князь угнанский сообразил, наконец. Опасливо пощупал рукой впереди себя – предплечье наполовину исчезло, погрузившись в гранитные бугры. Отдернул руку, потом решился, полез вслед за великим князем.

В кабинке Камаза места было только на двоих, и, когда из свода каменной крыши показалась еще и моя голова, Яков поспешно отодвинулся к самому краю, испуганно втиснувшись в холодный камень. Михаил тоже подвинулся, так что я оказалась на теплом полу, плотно зажатая между двумя мужчинами. Но деваться было некуда – очень уж мне хотелось поговорить с нашим Яковом. Может быть, даже попрощаться – что нас ждет впереди-то?

– Ну вот, сбылась твоя мечта – можно умирать, – сообщила я ему вместо приветствия.

Скафандров не было, Яков меня прекрасно услышал Но не поверил. Так непохоже было на меня поздравлять его с приходом долгожданной смерти!

– Все ведь на грани умирания, – пояснила я. – Мы проехали штук пять княжеств, включая твое, – кажется, пришла пора причащаться.

– А где вот это?.. – невпопад спросил Яков, тыча себе в лицо. – Которое такое… Синее…

– Скафандр? Забудь. Пока ты здесь – он тебе не нужен. Он спрятался. Поговорим лучше о всеобщей смерти, которую ты так ждал.

Яков пошевелился, стараясь не очень давить на меня, но каменный выступ слишком уж упирал ему в ребра.

– Вы как будто обвиняете меня в том, что творится вокруг! – недовольно пробурчал Яков.

– Обвиняю? Конечно! Должна себя обвинять, но обвиняю того, кто под руку попался. Тебя вот. Могу позволить себе эту маленькую человеческую слабость? Пока ты жив, и, значит, мне есть кого обвинить!

– Ну, обвиняйте, – безучастно согласился Яков. Полежал. Вспомнил, заинтересовался' – А почему вы должны себя в этом обвинять? Разве это не Божья кара? Наш приходской батюшка сказал – Божья. И даже волхв, который недалеко тут живет, под порог приплелся. Стонал и выл, говорил, что конец света наступает. Это еще когда с меня эта гадость синяя, этот морок проклятый время от времени спадал. Потом-то я и не слышат, что он там кричал.

– В том-то и беда, дорогой мой Яков, что это как раз я своими, можно сказать, руками этот конец света организовала.

– Великая княгиня приказала перестать работать компьютеру, который держал в узде Киршагову пустохлябь, – пояснил Михаил.-А тут еще вулкан, видно, потормошил ее. Вот она и озверела. Начала все вокруг песком засыпать. А до кого пока песком не дотянулась, так тех просто всякой воли лишила. – Великая княгиня? – поразился Яков. – Нет, пустохлябь, – отмахнулся Михаил. Я поспешила рассеять возникшее недоразумение. – Яков удивился, что ты меня назвал великой княгиней, – объяснила я мужу.

Боже мой, все рушится, а люди способны замечать особенности наименований сановных достоинств!

– Это он потому так меня назвал, – повернула я голову уже к Якову, – что царово величие своим указом – последним, наверное, – присвоило мне этот титул. И Михаилу подтвердило его великокняжеское звание. Так что, все строго легитимно! А про конец света попы и прочие служители культа наврали!

– Да? – оживился Яков.

– Конечно, наврали! – бодро изрекла я. – Какой же коней? Завтра свет снова будет! Солнышко встанет и осветит. Только, боюсь, уже не этот мир, – смущенно завершила я. – А какой-то другой.

– Мир пустохляби, – подсказал Михаил.

– Да что в вашей пустохляби такого?! – возмутился Яков. – Что вы ее все время поминаете? Был я около нее, видел! Песок и песок – ничего интересного.

– Оно пожалуй, – подумав, кивнул Михаил. – Для нас там ничего интересного. Но только она, видно, сама теперь решает: что интересно, а что – нет. И мы, людишки разные, ей как раз и неинтересны показались. Вот и сживает она нас со свету.

– Который завтра все-таки будет! – жизнеутверждающе подчеркнула я.

– Так что? Помирать? – потребовал Яков определенности.

– Обязательно! – с чувством произнесла я. – Но тебе, как и нам с Михаилом, – в последнюю очередь. Как и всем бывшим господам..,

– А почему бывшим? – с легким неудовольствием уточнил Яков. Конечно, кому хочется быть бывшим господином? Даже на краю неизбежной гибели. – Потому что анты ваши господские гораздо раньше вас умрут, – охотно пояснила я, – С этим-то вопросом как раз все ясно! Ежели анты в своем столбняке еще неделю-две продержатся, то после все равно умрут. Просто от голода и жажды. И песочком их заметет. После этого какие же мы будем господа? Без рабов-то?

– Я не хочу, чтобы мои люди умирали! – твердо сказал Яков. – Я – пусть. Но они?

– Ну, тут не тебе решать, – хмыкнула я. – Скафандр обязан будет обеспечить тебе это зрелище в полной мере. Ты-то внутри него всех своих подданных переживешь! Может, даже умудришься умереть от старости.