К огорчению Мамы и еще больше Марии Михайловны, им никак не удавалось выйти на людей, связанных с секцией юных космонавтов-прожигателей. Мария Михайловна уверяла, что секция эта уже функционирует и что занятия в ней ведет космонавт, трижды Герой Советского Союза, удостоенный своих наград за три года пребывания на орбите.

Однажды произошло радостное событие. Коля прибежал домой сияющий и торжественно предъявил родителям диплом, которым его наградили на городском конкурсе юных

художников. Именно в это время он начал работать по слоновой кости. Среди его игрушек валялся старинный биллиардный шар. Коля превратил его в миниатюрный глобус, по лазурным океанам которого, если посмотреть в лупу, плыли крохотные кораблики, а по горам и долам бродили слоны, бежали паровозики, росли пальмы и ели… Незадолго до этого Коля увлекся фантастикой, и свой чудо-глобус назвал «В 80 дней вокруг света». Приближался юбилей Жюля Верна, вскоре глобус увезли на родину писателя, где его и удостоили высшей награды — почетного, латынью написанного диплома «Блё э вэр» — «Голубое и зеленое».

Примерно в это же время в газетах появились сообщения о том, что группа медиков (среди которых были и прожигатели) разработала и внедрила в практику бескровный метод операций, дающий отличные результаты там, где классическая хирургия нередко пасовала. Медики эти заслуженно получили высшие научные награды. Маме до слез было обидно, что ее сын ну нисколечко не тяготеет к наукам, особенно к наукам актуальным, в которых можно добиться успеха и признания. Увы, Коленька был начисто лишен честолюбия. Он предпочитал заниматься бесполезными картинками, вместо того чтобы обратить свои недюжинные способности на то нужное и важное, что может принести практическую пользу.

Учился Коля как все — двоек не хватал, но и круглым отличником тоже не был. Нравились ему природоведение и русский язык, зато он не жаловал вниманием литературу и терпеть не мог рисования. Впрочем, учитель не очень донимал мальчика. Он был, к счастью, умным человеком и, увидев несколько выжженных Колей рисунков, понял, что лучше не вмешиваться.

Когда картинки Коли получили первую премию на Всемирном конкурсе детского рисунка, их автору только-только исполнилось десять лет. Несколько газет и журналов поместили петитом краткое сообщение об успехе юного живописца, а журнал «Маленький художник» опубликовал фотографии премированных работ. Вскоре Президент Всемирной Академии изящных искусств в Кордове господин Пабло Гонсалес дал пространное интервью представителям парижского издательства «Фламмарион», в котором, в частности, сказал: «В этих рисунках есть что-то недоступное для меня». Эти слова остались незамеченными, их вспомнили много лет спустя.

В это время в жизни Коли произошло знаменательное событие. Впрочем, вся важность этого события стала понятной только теперь, а тогда никто не мог и предположить, какие блистательные перспективы откроет появление в четвертом «А» белокурой молчаливой девочки по имени Оля.

Оля тоже была прожигательницей, хотя не догадывалась о своих способностях. Впрочем, об этом не знал никто, потому что дар Оли никак и никогда не проявлялся. Видимо, не хватало начального толчка, чтобы скрытое качество вдруг обнаружилось — ну хотя бы при помощи прожженной в чем-нибудь дырки. Оля, как объясняли потом, не умела фокусировать свою энергию. Максимум, достигнутый ею к тому времени, состоял в умении обогревать взглядом кончик собственного носа.

Получилось так, что Олю посадили впереди Коли, и это повлекло за собой гигантскую цепь последствий.

Однако все по порядку. Уже на первых уроках выяснилось, что новенькая прекрасно знает математику. Ее решения задач и ответы у доски были так четки и изящны, что Коля, не очень усердствовавший в этой науке, не раз ловил себя на том, что слушает Олины ответы с большим вниманием… И когда однажды, не выучив урок, он топтался за партой, тщетно пытаясь выдавить из себя что-нибудь, кроме «значит, это…», он обратил молящий о помощи взор не куда-нибудь, а к обернувшейся к нему Оле.

Именно этот момент можно назвать той точкой, от которой начало свой отсчет новое научное направление. Впрочем, тогда об этом не догадался никто — ни сам Коля, ни учитель, ни глазевшие на эту сцену остальные ребята. Просто вдруг Коля, бессвязно бормотавший что-то нечленораздельное, вдруг кратко и точно выпалил ответ с такой легкостью, словно читал его в открытой книге.

Многомудрый учитель, конечно, почувствовал, что здесь не все чисто. Тем не менее, он мог поклясться, что никакой подсказки не было. Вздохнув, он поставил Коле пятерку, и тот плюхнулся за парту, красный как вареный рак. Все решили, что он покраснел от удовольствия — так блестяще он не отвечал еще ни разу. Но причина была совсем в другом. Коля понял, что он прочитал мысли своей соседки!

Теперь, много лет спустя, ни для кого не секрет, что офтальмоизлучение прожигателей модулируется зет-частотой головного мозга. После того как были сконструированы излучатели и приемники модулированной зет-частоты, чтение мыслей — давняя мечта фантастов и следователей — стало возможным. Мыслеобщение постепенно начало вытеснять акустическое общение — вначале у прожигателей, потом, с совершенствованием аппаратуры мыслепередачи, — и у остальных людей. Конечно, поначалу аппаратами пользовались лишь те, кому это было необходимо по роду работы, — операторы в шумных цехах, дирижеры, сотрудники аварийных служб, испытатели самолетов.

Ни о чем этом не подозревали Коля и Оля, когда вели безмолвный разговор. Это было удивительно: читать мысли друг друга. Словно внутри тебя начинал звучать чей-то голос, и появлялись странные, но понятные картинки. Позднее, когда Коля рассказал о чтении мыслей, и еще позднее, когда к его словам начали прислушиваться, упоминание о картинках долгое время вызывало недоверие у специалистов. Психологи в один голос уверяли, что можно допустить возможность передачи модулированного мысленного сигнала, поскольку это укладывается в рамки концепции дискретно-цифровой природы механизма передачи биоинформации, но упоминание о якобы возникающих в мозгу картинках есть чистая мальчишеская фантазия, поскольку подобный эффект, если бы он существовал на самом деле, говорил бы в пользу давно отвергнутой наукой концепции квазиволновой природы упомянутого механизма, с чем ни один здравомыслящий ученый согласиться не может.

Именно в это время появились глебовисты и антиглебовисты.

Видимо, появление противников у любого открытия — закон природы. Стоит открыть что-то новое, изобрести прогрессивный механизм или процесс, как немедленно возникают десятки недоброжелателей, завистников, оппозиционеров, в один голос уверяющих, что это новое вовсе не ново, что оно не нужно, вредно, что оно не соответствует, отвлекает, ослабляет, что оно не доработано, преждевременно, экономически необоснованно, невыгодно, что оно, наконец, заимствовано, скопировано, украдено… Очевидно, действительно все новое может возникнуть и утвердиться лишь в жестокой борьбе. Только так можно объяснить парадокс появления сильной группы антиглебовистов, идейными руководителями и вдохновителями которой были два человека — тот самый профессор Беловодский, что отказался признать Коленькины способности, и директор Института космической металлургии, который советовал кормить Колю витамином А. Фамилия его была Лучко.