– Не думаю, что прямо сейчас это казалось бы нормальным. Спать вместе. Это выглядело бы странным… для каждого.

Самая интересная часть этого утверждения, подумал Вейн, заключалась в словах прямо сейчас. Она подразумевала, что его отец мог бы считать нормальным, если бы мисс Табита Хаттер спала в их доме немного позже (конкретная дата уточняется).

Три вечера назад они ходили в кино – теперь их троица иногда смотрела фильмы вместе. Один раз Вейн оглянулся и увидел, как его отец взял Табиту Хаттер за локоть и поцеловал в угол рта. Судя по тому, как она склонила голову и слегка улыбнулась, Вейн понял, что это был не первый их поцелуй. Процесс стал слишком обычным и практичным. Потом Табита заметила, что мальчик наблюдает за ними, и слегка оттолкнула лицо Луи.

– Это не беспокоит меня! – сказал Вейн. – Я знаю, Табита тебе нравится. Мне она тоже нравится!

– Вейн, – произнес Луи. – Твоя мама… Твоя мама была… Я хочу сказать, она была моим лучшим другом. Я бы даже не начал…

– Но теперь она умерла. А ты должен быть счастлив. Ты должен наслаждаться жизнью!

Луи мрачно посмотрел на него – с душевной печалью, подумал Вейн.

– Ладно, – сказал Луи. – Как я уже говорил, если хочешь, можешь оставаться здесь. Табита ждет на улице. Я могу позвонить ей, и она будет у нас через три минуты. Ты получишь свою любимую няню с ее личным «Глоком».

– Нет, я выбираю твою компанию. Куда, ты сказал, мы поедем?

– А я этого не говорил, – ответил Луи.

* * *

Пока Вейн бродил по спальне в пижаме, Табита Хаттер пришла без приглашения и начала хозяйничать в квартире. Иногда она так делала: приходила с пончиками, которые, по ее словам, покупала для кофе. Табита могла бы купить и кофе, но она заявляла, что ей нравился напиток Луи. Вейн знал, что она говорила неправду. Кофе Луи был вполне обычным, если только вам не нравилось варево с послевкусием противокоррозийного ВД-40.

Ее перевели в офис Денвера для помощи в расследовании дела Макквин. В этом случае не ожидалось никаких обвинений. Она получила квартиру в Ганбарреле и обычно раз в день обедала с Луи и Вейном, якобы для того, чтобы взять у Луи свидетельские показания. Хотя в основном они говорили об «Игре престолов». Перед тем как пойти на ангиопластику и желудочное шунтирование Луи закончил читать первую книгу. Когда он проснулся через день после операции, Табита сидела у его постели. По ее словам, она хотела убедиться, что он был готов прочитать остальные романы серии.

– Привет, парни, – сказала Хаттер. – Думали улизнуть от меня?

– Появилась работа, которую нужно сделать, – ответил Луи.

– В воскресное утро?

– Людям все равно, когда посбивать свои машины.

Она зевнула, прикрываясь ладонью, – маленькая женщина с вьющимися волосами, в выцветшей майке «Чудо-женщины» и голубых джинсах, без украшений и каких-либо аксессуаров. Не считая 9-миллиметрового пистолета в набедреной кобуре.

– Ладно. Сделаешь мне кружку кофе, прежде чем мы поедем?

Луи улыбнулся при этих словах, но дипломатично сказал:

– Тебе не обязательно ехать с нами. Это может занять некоторое время.

Она пожала плечами.

– А что еще мне делать? Правонарушители спят. Я провела в ФБР восемь лет и ни разу не имела случая, чтобы в кого-нибудь стреляли до одиннадцати утра. Я успею выпить кофе до этого времени?

* * *

Луи поставил завариваться темный кофе и пошел заводить грузовик. Табита последовала за ним. Вейн остался один. Он начал натягивать кроссовки в коридоре, когда зазвонил телефон.

Мальчик посмотрел на трубку, лежавшую в черной пластиковой колыбели на краю стола справа от него. Было несколько минут восьмого – рано для звонков. Но, возможно, речь шла о работе, на которую они выезжали. Может быть, тому человеку, который пустил свою машину в кювет, помог кто-то другой. Такое иногда случалось.

Вейн ответил.

В трубке зашипело от громкого рева белого шума.

– Вейн? – с придыханием спросила девочка с русским акцентом. – Когда ты вернешься? Когда ты вернешься, чтобы продолжить игру?

Вейн не мог ответить. Его язык прилип ко рту. Пульс тикал где-то в горле. Они звонили уже несколько раз.

– Ты нужен нам. Ты можешь перестроить Страну Рождества. Ты можешь придумать ее заново. Все аттракционы и магазины. Все игры. Здесь не во что больше играть. Ты должен помочь нам. После того как мистер Мэнкс ушел, остался только ты.

Вейн услышал, как передняя дверь открылась. Он нажал на кнопку завершения звонка. Когда Табита вошла в коридор, он вернул трубку на место.

– Кто-нибудь звонил? – спросила она.

В ее серо-зеленых глазах сияла спокойная невинность.

– Ошиблись номером, – ответил Вейн. – Могу поспорить, что кофе уже готов.

* * *

С Вейном было что-то не так, и он знал об этом. Нормальные дети не получали телефонных звонков от мертвых сверстников. Нормальные дети не видели снов, которые снились Вейну. Но ничто из этого – ни телефонные звонки, ни сны – не служило явным показателем того, что с ним творилось неладное. Нет. На самом деле его ненормальность проявлялась в том, каким он становился, глядя, к примеру, на фотографию авиакатастрофы – взбудораженным, содрогавшимся от возбуждения и вины, словно смотрел на порнографию.

Неделю назад Вейн ехал в машине и увидел, как перебегавший дорогу бурундук был раздавлен колесами. Мальчик загоготал внезапным и довольным смехом. Отец повернул голову и с удивлением посмотрел на Вейна. Он приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал, увидев на лице сына больной взгляд сожаления и несчастья. Вейн не думал, что это было забавно, – маленький бурундук побежал налево, когда ему следовало мчаться направо. В результате его сбило чье-то колесо. Именно такие ситуации заставляли Чарли Мэнкса смеяться. Он просто ничего не мог с собой поделать.

Примерно в это же время он увидел по Ютубу ролики про геноцид в Судане. Где-то в середине сюжета он обнаружил улыбку на своем лице.

И еще была история о маленькой девочке, похищенной в Солт-Лейк-Сити – красивом двенадцатилетнем белокуром ангелочке с робкой улыбкой. Вейн смотрел новости в состоянии восторженного возбуждения. Он завидовал ей.

Несколько раз у него было чувство, что он обладает тремя дополнительными наборами зубов, скрытыми где-то за нёбом рта. Он снова и снова пробегал языком по деснам и воображал, что чувствует их – множество маленьких клыков прямо под кожей и плотью. Теперь он знал, что только представлял себе потерю обычных детских зубов. Вейн галлюцинировал под влиянием севофлюрана – как и видел в грезах Страну Рождества (ложь!). Но воспоминание о других зубах казалось более реальным – более ярким, чем материал повседневной жизни: чем школа, поездки к терапевту, обеды с папой и Табитой Хаттер.