Аманвах снова опустилась на колени у ванны и провела руками по его голой груди уже не ради мытья.

– Мне тоже, – призналась она. – Твое будущее туманно, но только твое. Мы приближаемся к великой развилке, и многие в этом городе могут пойти одиноким путем.

Она скользнула ладонью по его шее, придержала за щеку и привлекла к себе для поцелуя.

– Но в бурном потоке есть опора. Если возьмешь меня сейчас, я выношу твоего ребенка.

– Значит, ты переживешь эту… развилку? – спросил Рожер.

– По крайней мере, до родов. Потом же… – Аманвах пожала плечами, целуя его в шею.

Рожер отодвинулся:

– Тогда, наверно, лучше подождать.

Аманвах ответила недоуменным взглядом.

– Я не хочу, чтобы ты растила его одна. Тебе и двадцати нет. Если я умру, ты должна будешь выбрать себе нового мужа. Того, кто сможет…

Аманвах взяла его лицо в ладони:

– О муж мой. Я не останусь одна. У меня есть сестры-жены, и ты плохо нас знаешь, если думаешь, что мы отвергнем тебя, доведись тебе отправиться одиноким путем.

Она встала и направилась к койке, виляя бедрами.

– Я дама’тинг. Все, что требует от меня Эверам, – выносить дочь и наследницу. – Она легла на спину, раздвинула ноги. – Дай мне ее, и мне никогда не понадобятся прикосновения другого мужчины.

Рожер выпрыгнул из ванны и возлег на Аманвах, не думая о том, что мокрый.

– Дочь?

– Сына уже носит Сиквах, – улыбнулась Аманвах.

Джансон исподтишка наблюдал за Лишей. Казалось, что внимание первого министра целиком приковано к матери-герцогине, но аура выдавала другое. Он остро ощущал присутствие Лиши и досадовал из-за того, что не знает его причины. Он привык быть правой рукой Арейн, и ему не нравилось предполагаемое вмешательство Лиши.

– Не бойтесь, Джансон, – сказала она. – Я скоро вернусь в Лощину.

Министр взглянул на нее удивленно. Он молчал, но его чувства были настолько сильны, что она ответила по наитию.

«Арлен чувствовал то же самое», – подумала Лиша, в очередной раз опоздав с пониманием. У нее щемило сердце при мысли, что больше они не увидятся, – и демоны воспользовались ее тоской. Вероятно, они прочли тоску в ее ауре так же легко, как она – ауру Джансона.

– Не очень скоро, – заметила Арейн. – У тебя еще есть дела.

Она повернулась к Джансону:

– Джессу нашли?

Первый министр покачал головой:

– Ее видели входящей в туннель, но в конце его – нет. Я направил в пансион стражу, здание обыскивают от и до.

– Там полно тайных ходов, – сказала Арейн. – Выгони учащихся и персонал, пусть твои люди простучат все стены. Если найдут полость, пусть ищут проход или ломают. И ради Создателя – вели им быть осторожнее. Не окажись здесь Лиша и Аманвах, ведьма так и убила бы Бекку отравленной иглой.

– Будет исполнено, – поклонился Джансон. – Мы также разыскиваем другую недвижимость госпожи Джессы и ее сообщников. Страже у ворот приказано обыскивать каждую карету и заглядывать под каждый капюшон. Мы найдем ее.

Арейн кивнула, хотя уверенностью в ее ауре и не пахло, – та расцветилась болью от измены, но герцогиня продолжала ценить Джессу. Сорнячница была опасна, и Арейн боялась, что она запросто проскользнет сквозь их сети.

– Что-нибудь еще? – спросил Джансон.

По ауре было ясно: он знал, что это не все. Арейн не позвала бы его лишь для того, чтобы повторить приказы, отданные часами раньше.

– Для раскрытия заговора нам понадобилась помощь красийской принцессы, – сообщила Арейн. – Она назначила цену.

Аура Джансона дрогнула и посуровела, когда он понял, к чему герцогиня клонит.

– Восьмипалый.

Арейн кивнула:

– Он отправится под суд, но я помилую его, что бы ни случилось.

– Ваша милость, – напряженным голосом начал Джансон. – Мой племянник был напыщенной скотиной и часто оказывался обузой для Трона плюща, но он все равно был моим племянником. Я не могу просто взять и позволить…

– Можешь и позволишь, – оборвала его Арейн. – Я не жду от тебя восторгов, но так нужно, и, если он пострадает, на улицах вспыхнет бунт. Он останется в башне до суда, но когда госпожа Лиша отправится в Лощину, он и рачитель Джона поедут с ней.

Аура Джансона полыхнула от ярости жаром. Таким, что Лиша насторожилась, сунула руку в мешочек с хора и сжала жезл. Если первый министр сделает хоть шажок в сторону герцогини, она разнесет его в пыль.

Но в следующий миг все эмоции улеглись, подавленные волей столь сильной, что Лиша убоялась ее не меньше, чем гнева. Первый министр скованно поклонился:

– Как прикажет ваша милость.

Он развернулся на пятках и вышел, не дожидаясь разрешения.

Арейн вздохнула:

– Я часто говорила, что все на свете отдам, лишь бы избавить сына от бесплодия, но не думала потерять за день сразу двух ближайших союзников.

Лиша накрыла ее кисти ладонью:

– У вас есть другие. А лорд Джансон успокоится, когда мы уедем.

Но, памятуя о бешенстве в его ауре, она усомнилась в этом сама.

333–334 П. В., зима

Терн проснулся в саду герцогини, в зарослях свиного корня. Матушка предложила ему постель, но Терн уже лет десять не ночевал ни в постели, ни под крышей. С шестилетнего возраста, когда его беспечность привела к пожару и выгнала родных в открытую ночь.

Все эти годы он выживал благодаря страху. На грани срыва, чутко внимая каждому шороху, отслеживая каждое движение. Он спал урывками, всегда готовый сорваться с места. За мечеными стенами и в мягких постелях люди забывали, что за порогом караулит ночь, способная отобрать все.

А такая забывчивость сулила смерть.

Поднявшись, Терн сгреб листья свиного корня и набил ими карманы. Сорняк встречался достаточно часто, но в ночи его никогда не хватало с избытком.

Суматоха во дворце длилась до поздней ночи; крики, вызванные убийством, затихли и сменились напряженной тишиной, когда убийцу поволокли в Праведный дом. Терна все это не касалось. Его ждали в Лактоне с подмогой от герцога. Не было дела важнее, чем доставить графа Тамоса в монастырь.

Он пошел на конюшню, но там, вопреки ожиданиям, было тихо. Коней не запрягали, солдаты не собрались. Он поймал за руку женщину-конюха: