Влад слушал его с напряженным вниманием.

— Территория островов ограничена, — заметил он.

— Верно, — сказал Игорек. — Отсюда все и проистекает: частые битвы, людоедство, поиск новых земель… Та же, короче, осознанная необходимость… Точнее, не осознанная — скорее инстинктивная… Стало быть, необходима печь. Печь, в которой будут сгорать излишки населения. Смертность должна наступать рождаемости на пятки… Ты представляешь, во сколько раз это ускорит прогресс?

— Погоди! — прервал его Влад. — Что за печь?

Игорек покосился на него с недоумением.

— Война… — ровным голосом пояснил он. — Непрерывная война, требующая новых и новых смертников. Вот тебе, кстати, и причина повышенной рождаемости… Плюс жесточайший отбор. Свыше двадцати лет жить будут лишь те, у кого семь пядей во лбу. Гениальные оружейники, корабельщики, ученые… Сколько у тебя пядей? Шесть? Тогда — вперед, за Родину!.. А другого выхода, Влад, я не вижу. Одним просветительством там ничего не сделаешь.

— Ну а, скажем, появляются европейцы?..

— Пресс тут же снимается. Излишки населения идут уже не в печь, а в десант. На европейские побережья…

Влад подумал, скривился:

— Не решится на это Самсоныч. Стрельбы не любит…

— Еще как решится! — всхохотнул Игорек. — Пойми одну простую вещь, Влад: при наличии на атолле нашей колонии все, что я тебе сейчас рассказал, — неизбежно… Неизбежен раскол, неизбежна борьба за власть над архипелагом, неизбежно использование туземцев в качестве пушечного мяса… Идейную поддержку тоже предугадать несложно…

— Не понял…

Игорек улыбнулся.

— Угроза вторжения с материка, — пояснил он. — Независимо от того, есть она или нет ее… Скучно все это, Влад!.. Поверь, что по сю сторону лазейки дела обстоят куда любопытней…

Влад потряс головой и выпил.

— Еще вина? — спросил Игорек.

— Да нет… Пожалуй, хватит. По кофейку бы… — Игорек участливо смотрел на сотрапезника.

— Слушай, — сказал он вдруг. — А переходи ко мне…

— То есть?

— Посажу тебя на филиал, будешь работать на меня… А то скучно мне без вас с Андрюхой, поболтать не с кем… Костик, конечно, мужик надежный, но, сам понимаешь…

— Не потяну я…

— А куда ты денешься?

— И Самсоныч не отпустит…

— Да пошел он!.. — Игорек поискал взглядом метрдотеля — вернее, хотел поискать. Дама с екатерининской осанкой уже стояла выжидающе у стола, хотя секунду назад ее тут вроде бы не было. — Олимпиада Леонидовна! Кофейку бы нам…

Дама исчезла. Игорек снова повернулся к Владу.

— Ну что ты там потерял, на этом острове? Что тебя там держит вообще? Экзотика? Так она уже у тебя, наверное, в печенках сидит…

Как никогда похожий на горбуна, Влад неопределенно повел тем плечом, что повыше.

— Дай подумать, — уклончиво пробормотал он.

— Да нет времени думать, Владик! Решай прямо сейчас.

Влад огляделся еще раз. Сверкали скатерти, догорали витые свечи в канделябрах.

— Нет! — бросил он почти враждебно.

— Почему? — беспомощно спросил Игорек. Но тут внесли кофе, и пришлось приостановиться.

— Не знаю, — с неохотой вымолвил Влад, когда они вновь остались с Игорьком наедине. — Там я вроде уже при деле, понимаю хотя бы, что происходит… А тут еще неизвестно, как сложится… Не хочу! — вырвалось вдруг у него. Кривоватые губы дрогнули, обнажая неправильный прикус. — Что мне твой филиал? Ради чего же я, получается, Сувенира завалил? Ради филиала?

Игорек слушал — и скорбно, понимающе кивал.

— Скучно мне будет без тебя, — повторил он в который раз.

— Ты прямо как прощаешься, — злобно проворчал Влад.

— Черт его знает, может, и прощаюсь, — расстроенно согласился Игорек, почему-то отводя глаза. — Ох, чует мое сердце, подашься ты скоро вслед за Андрюхой…

Когда «девятка» цвета «мокрый асфальт» остановилась возле замороженной стройки, уже вечерело. Бетонные стены обрели в сумерках серо-лиловый оттенок, буквы на плакате у ворот как бы выцвели и не читались…

Сопровождаемый Костиком Влад шел через строительный двор, горько сожалея о содеянном… Ну и посадил бы его Игорек на филиал! Плохо, что ли?.. Нет, взыграла гордость, отказался! Не купишь, дескать… Эх…

Ну вот пролезет он сейчас в лазейку, а дальше что?

Приостановился, огляделся. И трудно сказать, было ли тому причиной выпитое в изрядном количестве дорогое вино, или же просто подавленное настроение, но Владу померещилось вдруг, что все это он видит в последний раз, что больше он сюда уже не вернется.

Вечер был необычно тих. Над стройкой в темно-фиолетовом небе низко летел большой ворон, и широкие крылья его при каждом взмахе рождали негромкий, отчетливый шорох: ш-шух-х… ш-шух-х… ш-шух-х…

Утром, как только взошло солнце, прямо по курсу высоко в небе возникло светло-зеленое мерцание — отсвет огромной лагуны. Стоя на шаткой, покрытой циновками палубе и держась нетвердой рукой за подрагивающую мачту, Сергей Самсонович не сводил с него потеплевших глаз. Шторм кончился. Волны уже не толпились и не ревели, но шествовали строем, как на параде — за шеренгой шеренга.

На белом коне возвращался Самсоныч, на беглом коне!

А вот вчера пришлось поволноваться… Когда заметались, стирая горизонт, первые дождевые шквалы, а вокруг катамарана взгромоздились пенные пьяные валы, он уже грешным делом решил было, что приплыли… Однако бог миловал. Рацию, правда, окатило перехлестнувшей через борт волной, что-то там перемкнуло — и связь с Гер-реро прервалась. Зато уцелело главное. Жемчуг, он и мокрый — жемчуг…

Операция по изъятию храмовой сокровищницы прошла как по маслу. Хотя, честно говоря, миролюбивый Сергей Самсонович до сих пор сомневался: а стоило ли вообще минировать объект? Однако Тупара оказался твердым орешком. В противном случае, сказал жрец, о перемещении главного святилища на Сувенир нечего даже и мечтать… Самсоныч покряхтел — и согласился.

Взрывчатку на территорию храма под чистым небом открыто и торжественно пронесли в коробках австрийской обувной фирмы. Коробки были очень красивые, темно-вишневого цвета с золотым тиснением. Что-то в них доставлялось из города на базу, не слишком одобряемое законом. Помнится, когда-то за одну такую картонку на невырезанном в ту пору Уну можно было выменять что хочешь…

Все прочее (за исключением самого подрыва) Тупара взял на себя: собрал многолюдный митинг, затеял публичную перебранку с верховным жрецом, подначил его вынести на общее обозрение три спорных короба и в нужный момент подал знак Самсонычу… Хижины в радиусе пятисот метров снесло напрочь. Подданные Ана-Тарау пали наземь. Оппозиция ужаснулась и поджала хвост. Если кто из окрестных вождей и замышлял выйти из-под руки юного Сехеи Масона (в прошлом — Итии), то теперь, конечно, передумал.