— Я не могу, — ответила Гретхен.

— Послушай меня. Подобные люди снова и снова воссоздают свое зло. И всем наплевать. Он отправил тысячи людей в газовые камеры. Он отправлял детей в медицинские лаборатории Йозефа Менгеле. Ты не убьешь человека. Ты раздавишь насекомое.

— Мне все равно, что он сделал. Я больше не буду убивать, Клет. Только если не останется никакого выбора. Я навсегда покончила с этим, — ответила она.

Дюпре сел, отряхивая листья и черную грязь с ладоней.

— Позвольте мне позаимствовать локон ваших волос в качестве сувенира, — попросил он Гретхен. — Ведь вы же не против? Спросите папочку, может, он будет возражать? Вы двое — прирожденные актеры, настоящую мелодраму разыграли. Маленькая жидовка-полукровка говорит папочке, что станет хорошей девочкой.

Клет вытащил из кармана брюк небольшую пластиковую бутылку и поднялся на одно колено. Его лицо скривилось от напряжения, сухие листья и ветки затрещали под его весом. Я заметил, что левая сторона его рубашки прямо над ремнем сочилась кровью. Он восстановил равновесие и большим пальцем открыл бутылку, прикрывая ее своим бедром.

— Скольких ты убил в том лагере? — спросил Персел.

— Люди, умершие в лагерях, погибли от рук Рейха. Дело солдата — выполнять приказы. Хороший солдат служит своему командиру. Не везет тем солдатам, что не имеют командира.

— Ага, понял, — сказал Клет, — ты и сам жертва.

— Не совсем. Но я и не злодей. Ваше правительство убило более сотни тысяч гражданских в Ираке. Как вы можете испытывать хоть какое-либо моральное превосходство?

— Не стану спорить, в этом ты прав. Я не испытываю превосходства ни перед кем и ни перед чем. Именно поэтому я — тот, кто воздаст тебе по заслугам, чтобы ты больше никогда и никому не мог причинить боль.

И тут я понял, что Клет держал в своей руке.

— Клет, остановись. Он не стоит этого, — крикнул я.

— Ну, надо же хоть как-то развлекаться, — откликнулся он.

Клет толкнул Алексиса Дюпре в грудь и придавил к земле рукой. Лицо старика перекосило от шока, он не мог поверить в то, что это происходит с ним.

Auf Wiedersehen,[40]— проговорил Клет и засунул горлышко пластиковой бутылки ему между губ, протолкнув глубоко за зубы, пока средство для химической очистки водосточных труб не потекло свободно и без препятствий в горло Дюпре.

Эффект был мгновенным. Ужасный запах, напоминающий гарь из мусоросжигателя, поднялся изо рта Дюпре. Он издал булькающий звук, словно вода вырывалась из шланга под водой. Старик резко выпрямил ноги, бешено молотя ими по ковру из листьев, лицо перекосилось и, казалось, за секунду постарело еще на век. Затем из его горла раздался сухой щелчок, словно кто-то выключил свет, и он затих.

Клет поднялся на ноги, стараясь удержать равновесие, и выронил бутылку из рук. Он посмотрел на дом:

— Огонь распространяется. Наверное, надо что-то предпринять, — сказал он.

Я не понял, что он имел в виду. Я поднял бутылку, зашел поглубже в чащу деревьев, ногой сделал углубление в мокрой глине, бросил туда бутылку и закопал. На моем сердце было тяжело от того бремени, которое Клету предстояло носить с собой всю оставшуюся жизнь. Самолет-амфибия скользнул мимо по поверхности воды, поднялся над туманом и сделал разворот над тростниковым полем, где щетина, оставшаяся после жатвы, горела длинными красными волнами, и дым, словно грязные серые тряпки, висел над полями. Я пошел вверх по насыпи по направлению к дому и увидел, что Клет не торопится возвращаться к особняку, а вместо этого направился к глинистой лужайке у кустов дикой черники, растущих у самого края болота, вытащил из норы в земле что-то тяжелое, завернутое в брезент, и повернул назад к дому, оставляя за собой длинный след из комьев грязи. Из задних карманов его брюк торчали сигнальные факелы. Он взялся за ручки двух пятигаллоновых канистр бензина, попытался поднять их, но одна канистра упала на землю, и он не стал пытаться снова поднять ее.

— Помоги мне, — сказал он.

— Нет, — ответил я.

— Это еще не конец.

— Нет, это конец.

— Думаешь, я зашел слишком далеко со стариком?

— Какая разница, что я думаю? — ответил я, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Он заслужил это. И ты это знаешь. Этот старик — воплощение зла, самое настоящее. И это ты тоже знаешь.

— Ну да, наверное, — ответил я неохотно, отвернувшись, чтобы он не видел моего лица.

— Это что еще за ответ? — спросил он. — Давай, Дэйв, не молчи.

Я развернулся и отправился к дому. Я слышал, как он натужно поднимается вверх по насыпи, волоча за собой канистру с бензином, словно какой-то мифический персонаж, толкающий огромный камень вверх по склону.

В глубине души я понимал, что не совсем справедлив по отношению к Клету. Все-таки жизнь — это не игра на баллы, и нельзя оценивать себя или кого-то другого по одному поступку, хорошему или плохому. Мне потребовалось полжизни, чтобы выучить этот урок, так почему же сейчас я вел себя иначе? Клет поступил неправильно, но в то же время и его можно было понять. А что, если бы наша ситуация вновь изменилась не в лучшую сторону? Что, если бы Алексис Дюпре получил бы еще один шанс наложить свои мерзкие руки на Гретхен Хоровитц и Алафер?

Тех, кто жестко осудит Клета за его поступок, я бы спросил, не доводилось ли им оставлять на подоконнике чай призраку мамасан, убитой ими собственноручно много лет назад. А что бы они чувствовали, зная, что бросили осколочную гранату в нору, где ее дети пытались спрятаться со своей матерью? Для Клета это вовсе не гипотетические вопросы. Это воспоминания, поджидавшие его всякий раз, когда он пытался заснуть.

Я стоял на газоне и мог видеть гараж, подъездную аллею и высокие дубы на переднем дворе. Я повернулся и посмотрел на Клета, все еще ковыляющего за мной с канистрой бензина в руке.

— Что у тебя на уме, солдат? — спросил я.

Он поставил канистру на землю, грудь вздымалась и опускалась под рубашкой. Я подошел к нему, снял свой плащ и накинул ему на плечи. Позади него я видел, как Алафер и Гретхен у русла засохшего ручья помогают Хелен Суле и Ти Джоли подняться на ноги.

— Это еще не конец, — произнес Клет.

— Ты прав, ответил я, — конца не существует.

— Хреново выглядишь, — сказал он мне.

— Я в порядке. Это просто царапина.

— Нет, я вижу выходное отверстие. Алафер ошиблась, Дэйв. Ты истекаешь кровью. Сядь в беседке, я скоро вернусь.

— Ты знаешь, что я не отпущу тебя одного, — ответил я.

Но адреналин последних пятнадцати минут постепенно выветривался из моей крови, как улетучивалась и моя уверенность. Двор, дом, плантация, пальмовые деревья и заросли азалии и камелии, покрытые цветами, то всплывали в фокусе моего зрения, то снова скрывались за пеленой, словно кто-то играл с зумом на фотоаппарате.