– Верно, – вздохнул комэск, – только имей в виду, об операции никому ни полсловечка. О ней лично там знают! – Комэск ткнул пальцем вверх. – Вывезешь – наградим, так и сказали. Ну, ни пуха!

– К черту! – Иван вышел. Задачу ему задали трудную.

На стоянке он нашел Илью.

– Проверь самолет, будет ночной вылет.

– Туда? – сразу понял бортмеханик.

– Именно! И оружие личное проверьте, а то небось паутиной уже все обросло.

– Обижаешь, командир.

От исправности самолета зависело все – жизнь экипажа, выполнение задания. Илья смотрел за самолетом, как мать за ребенком, и нареканий никогда не было.

Почему-то перед этим вылетом Иван волновался. Саша парень хороший, но опыта ночных полетов и посадок на неподготовленную полосу у него не было, да и задание какое-то необычное. Было ли чувство страха? Конечно! На фронте не боятся только дураки! Но человек должен преодолеть страх, смерть может прийти, откуда не ждешь.

Вылетели они в сумерках, и пока добрались до линии фронта, совсем стемнело. Иван рассчитал подлетное время, и выходило, что на точку они прибывают плюс-минус пять минут. Он часто поглядывал в окно, чтобы сориентироваться на местности. Минск обошел с юга.

– Вижу сигналы! – разом закричали бортмеханик и второй пилот.

Высота была невелика, пятьсот метров. Иван начал планировать загодя, убрав газ моторам – так на земле меньше слышен шум двигателей. Но совсем его не уберешь.

Он прошел низко над кострами и перед первым приказал второму пилоту:

– Считай секунды!

И потом:

– Конец.

Прикинули – полоса получилась около четырехсот метров. Вполне пригодна для посадки, а главное – взлета. Иван развернул самолет осторожно, «блинчиком», и сел у первого костра.

После пробега самолет встал. Двигатель Иван не глушил.

– Илья, открой дверь, осмотрись. И Савелию скажи, пусть он от пулемета не отходит.

– Есть.

Илья вернулся через несколько минут.

– Костры потушили. Какие-то люди возле них были видны, но они не подходят.

– Ладно, я сам. Саша, с кресла не вставай. Если стрельба начнется, сразу по газам – и взлетай.

Иван выбрался из пилотской кабины, прошелся по грузовой кабине и дернул за ногу бортстрелка:

– Не зевай!

По спущенной лестнице он спустился на землю. Костры уже погасли, только луна светила.

Навстречу Ивану, в зыбком мертвенном свете луны, шел человек. Иван вытащил пистолет из кобуры, передернул затвор и, когда фигура приблизилась, приказал:

– Стой! Пароль!

– Дедушка приехал.

Иван успокоился и опустил пистолет.

Перед ним возник человек, и, если бы комэск не предупредил, Иван выстрелил бы.

Человек был в немецкой полевой форме с автоматом поперек груди. Видимо, он не торопился подходить, боясь получить пулю от кого-нибудь из членов экипажа.

– Фу-ты, как немец!

– Вас же предупредили. Ты, летун, пистолетик-то убери…

Иван поставил курок ТТ на предохранительный взвод и сунул оружие в кобуру.

– И мотор глушите, ждать придется неизвестно сколько.

Иван забрался в самолет и заглушил мотор.

– Саша, сиди на месте. Если что, запустишь.

К Ивану подошел бортмеханик:

– Командир, там немец у самолета. – Голос бортмеханика срывался от волнения.

– Спокойно, Илья, это наша разведка. Еще не то будет.

– Фу! – облегченно выдохнул Илья.

Потрескивали, остывая, двигатели. Тишина полная.

Иван посмотрел на часы – половина второго ночи. Еще часа два, от силы – два с половиной можно подождать. Он выбрался из самолета.

Теперь людей в полицейской форме было двое. Один – в стальном шлеме; на цепочке, поперек груди, поблескивала латунная бляха полукруглой формы. Ни дать ни взять – фельдполицай. Ряженые или служат у немцев на самом деле? Вопросы задавать было не принято, да никто бы и не ответил.

– Командир, закурить есть? – обратился к Ивану «фельдполицай».

– Не курю, – развел руками Иван.

«Немец» говорил по-русски чисто.

– Жаль, у немцев сигареты – дерьмо полное. «Беломора» бы или моршанской махорки…

В экипаже курил только бортстрелок.

– Савелий, – крикнул Иван, – закурить дай!

Бортстрелок подошел к открытой дверце и остолбенел. В темноте его глаза уже адаптировались, и картинку он увидел сюрреалистичную: стоящий у борта самолета командир преспокойно беседует с немцами.

– Не бойся, свои, – уловив его замешательство, невозмутимо отреагировал Иван. – Угости товарищей.

Савелий протянул едва начатую пачку «Беломорканала».

– А можно две? – протянул руку «фельдполицай».

– Бери всю пачку!

– Всю нельзя, вдруг увидят? Сгорю.

«Фельдполицай» прикурил и спрятал папиросу в кулак – огонек был виден издалека.

Время шло. Иван с тревогой посматривал на часы. Еще полчаса – и надо улетать.

«Немцы» тревожились тоже, переминались с ноги на ногу и так же, как и он, поглядывали на часы. Видимо, заминка случилась, а может – и захват оберста сорвался.

«Даже если они привезут этого полковника, – думал Иван, – похищение не останется незамеченным, немцы выставят на дорогах посты. Как нашим «немцам» возвращаться? Все-таки смелые они люди, наверняка он так не смог бы – работать среди чужих».

Время истекло. Если он задержится еще хоть на четверть часа, то не успеет затемно перелететь через линию фронта.

– Все, парни, время вышло! Ждать больше не могу. А то и экипаж, и самолет угроблю.

Иван поставил ногу на стремянку.

– Илья, заводи! – крикнул он в чрево фюзеляжа. Повернувшись к «немцам», он уже хотел на прощание пожать руки этим мужественным людям, как вдруг заметил, что вдали, на грунтовой дороге, показался свет фар. Машину раскачивало на ухабах, но она не снижала скорости.

С дороги водитель свернул на поле и подъехал к самолету. Водительская дверца распахнулась, и оттуда выскочил немецкий офицер.

– Парни, оберста в самолет, я с ним. Машину отгоните подальше и прострелите ее из автомата. Надо подстроить все так, как будто партизаны напали.

«Немцы» выволокли связанного, с кляпом во рту полковника и не церемонясь зашвырнули в фюзеляж. Привезший его офицер сказал:

– Спасибо за службу, бойцы. Даст бог – свидимся, – и сам залез в самолет.